Смертная чаша весов

— Озноб, — ответил Галлахер, — липкость кожи. — Он сглотнул и стиснул руками колено. — Боли внизу живота, рвота… Думаю, на этой почве и началось кровотечение. Потом появилась потеря ориентации, головокружение, онемение конечностей, впадение в кому и, наконец, смерть. Если говорить точно, он умер от остановки сердца. Короче, сэр, налицо были все симптомы внутреннего кровотечения.

— Скажите, а есть яды, которые при отравлении ими дают такие же симптомы? — поинтересовался Монк, нахмурившись. Ему не хотелось задавать этот вопрос.

Врач уставился на него непонимающим взглядом.

Сыщик подумал о тисовых деревьях в конце живой изгороди из остролиста, о каменной вазе, белеющей на темной зелени. Всем хорошо известно, что узкие тисовые листья, похожие на иголки, очень и очень ядовиты. И все в доме имели к ним доступ. Достаточно было прогуляться в саду — самый что ни на есть естественный поступок на свете.

— Так есть такие яды? — повторил Уильям свой вопрос.

Стефан переступил с ноги на ногу.

— Да, конечно, — неохотно ответил Галлахер. — Существуют тысячи разновидностей ядов. Но зачем, ради всего святого, такой женщине было отравлять своего мужа? Это ведь совершенно бессмысленно!

— А листья тиса могли дать такие же симптомы? — настаивал Монк.

Медик задумался так надолго, что Уильям уже хотел повторить свой вопрос.

— Да, — сказал наконец Галлахер. — Могли. — Лицо у него стало совсем белым.

— Именно такие симптомы? — не отступал сыщик.

— Ну… — Доктор колебался, и лицо стало совсем несчастным. — Да… я не могу считаться экспертом в этой области, но иногда случается видеть деревенских ребятишек, запихавших себе в рот листья тиса. И женщины, как известно, — он замолчал на мгновение и затем грустно продолжил: — Используют их, пытаясь вызвать выкидыш. В соседней деревне примерно восемь лет назад от этого умерла молодая женщина.

Стефан опять пошевелился.

— Но ведь Гизела ни на минуту не выходила из комнат Фридриха, — сказал он тихо. — Даже если его и отравили, она из всех была меньше всего способна это сделать. И поверьте, если б вы знали Гизелу, вам бы никогда и в голову не пришло, что она может кого-то просить доставить ей яд. Никогда в жизни она не поставила бы себя в такую роковую зависимость от кого бы то ни было.

— Но ведь все это чудовищно! — жалобно сказал Галлахер. — Надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы разрушить такие мрачные подозрения и, по крайней мере, очистить от них доброе имя несчастной женщины!

— Мы сделаем все возможное, чтобы найти истину и доказать ее, — многозначительно пообещал Монк.

Галлахер в этом нисколько не сомневался. Он встал и схватил руку сыщика.

— Спасибо, сэр! Вы снимаете бремя с моей души. И если я еще могу вам чем-нибудь помочь, то, пожалуйста, скажите. И вы тоже, конечно, барон фон Эмден. Всего хорошего, джентльмены, всего хорошего.

— Ну, вряд ли мы что-то установим, — заметил Стефан, когда они с детективом уселись в коляску и Монк взял в руки вожжи. — Возможно, это был тисовый яд… но Гизела его отравить не могла.

— Да, по всей видимости, это так, — согласился Уильям. — Боюсь, нам еще предстоит проделать довольно длинный путь.

Глава 3

Эстер Лэттерли, о которой недавно вспоминали и Монк, и Рэтбоун, знала об их причастности к судебному делу принцессы Гизелы и графини фон Рюстов и вообще слышала немало всяких толков об этом предмете.

После возвращения из Крыма, где при осаде Севастополя она вместе с Флоренс Найтингейл была сестрой милосердия в госпитале для раненых, мисс Лэттерли продолжала работать сиделкой и няней, но главным образом в частных домах. Сейчас она только что закончила ухаживать за пожилой дамой, выздоравливающей после неудачного падения, и была не у дел. Поэтому женщина с радостью встретила свою приятельницу и бывшую патронессу леди Калландру Дэвьет. Калландре было хорошо за пятьдесят, и она выглядела старше своих лет, что могло не очень понравиться ей самой, если бы она снизошла до беспокойства на этот счет. Лицо у нее было умным и свидетельствовало о твердом характере, но даже самый пылкий поклонник никогда не назвал бы ее красивой. Слишком много силы было во всем ее облике, а еще больше — эксцентричности. У нее была очень приятная горничная, которая много лет назад оставила попытки укладывать волосы леди Калландры в изящную прическу. Если они как-то держались в пределах, ограниченных шпильками и заколками, это уже можно было считать большой победой.

А сегодня миссис Дэвьет была растрепанной даже больше обычного. Она вплыла в дом с охапкой цветов и с очень возбужденным и целеустремленным видом.

— Это для вас, дорогая, — возгласила леди Калландра и положила цветы на столик в маленькой гостиной Эстер. Последняя не нуждалась в более просторном жилище и вряд ли сняла бы такое, даже если б это позволили ее средства, потому что дома, да еще в гостиной, она задерживалась очень редко.

— Хотя и не думаю, что у вас есть частая возможность ими любоваться, я их все-таки принесла, потому что они такие прекрасные, — заявила ее гостья.