Смертники

Воспользовавшись разрешением, младший Келоев сел и глупо улыбнулся. От этой его улыбки Барбара дернулась и отвернулась, она вдруг снова почувствовала себя беззащитной теперь уже перед вооруженным дикарем. Хотя что ей мог сделать этот… этот… она не находила слов, чтобы высказать свое отношение к сидящему перед ней мужчине. Мужчине? Неандертальцу, туземцу из прошлого, нежданно въехавшему на своем вонючем осле в двадцать первый век. Они думают, что Европе нужна свободная Ичкерия. Как бы не так! Европе нужна вечная война в несвободной Чечне. Война как средство давления на Россию, как способ ослабить и унизить ее народ – за все те унижения, что испытывала Европа последние десятилетия – побежденная и освобожденная. Досадно чувствовать обязанным своей свободой кому-то, особенно если это подсознательное чувство умело подогревать и направлять в нужное русло. А Барбара гораздо лучше разбиралась в хитросплетениях политики, чем многие известные общественные деятели. Она знала, почему Европа всегда ненавидела и ненавидит Россию. Нет, не за ее возможную агрессию, а именно за чувство своей обязанности ей за обретение собственной свободы от великих тиранов. Барбара это знала, но поведай она об этом миру как репортер, люди бы ей не поверили, и может быть, некоторое время спустя полицейские нашли бы труп репортерши в холодной пустой квартире. Она даже видела снимки и широкие надписи на первых полосах бульварных газет: «Известный репортер Барбара… покончила жизнь самоубийством». Нет, возможно, все было бы не так, возможно, вначале ее бы без лишнего шума уволили, а лишь потом… и не было бы никаких газет и снимков…

Особо близко раздавшийся разрыв заставил Барбару вздрогнуть и выйти из оцепенения, порожденного потоками собственных мыслей.

– Скоро? – У нее был сиплый голос, мятущийся взгляд.

– Боишься? – прищурился Идрис и наклонился вперед, всем видом пытаясь показать свое равнодушие ко всему происходящему.

– А ты? – Барбара не отвела взгляда, не отстранилась.

– Ха-ха-ха, – попробовал рассмеяться младший Келоев, но быстро умолк, поперхнувшись собственным смехом. – Мужчина не должен бояться.

– А ты боишься? – Барбара не собиралась отступать, сама себя раззадоривая желанием получить ответ.

– Я ничего не боюсь! – гордо подняв голову и придав своему голосу как можно больше уверенности, ответил Идрис.

Барбара взглянула в его лицо и, ничего на нем не прочитав, снова повторила свой вопрос снова:

– Скоро закончится? – Что-либо добавлять, уточняя, о чем именно идет речь, не имело смысла.

– Скоро, – ответил младший Келоев, но на этот раз уверенности в его голосе не было.

Группа капитана Гуревича

Бежавший чуть правее от Гуревича Григорий Ляпин вдруг остановился, непонимающе обвел вокруг взглядом и, роняя автомат, начал оседать на землю.

– Ляпин ранен! – донеслось до прижавшего очередного «чеха» к земле Гуревича.

Но не было у него мгновений, чтобы ответить, чтобы отдать команду «перевязать раненого», лишь на секунду появилось в груди ощущение беды и ушло, погребенное потоками окружающих событий. Шел бой, и еще неизвестно, каким боком могла повернуться капризная фортуна. Ранение, даже самое, казалось бы, незначительное, не окажи вовремя помощь, может привести к гибели, но остановись Гуревич сам, останови, пошли кого-либо из бойцов, для того чтобы оказать помощь Ляпину, и кто знает, чем это все закончится для группы? Темп спадет; «чехи», уже почти сломленные, организуются и дадут отпор. И тогда новые раненые и… нет, потом. Все потом. А сейчас отжать, оттеснить, и если не додавить, то хотя бы отбросить. Слишком много еще впереди мелькало вражеских фигур, хотя трупов вокруг было уже несравненно больше. Но даже сейчас, после столь удачного начала атаки, Игорь отчетливо видел, что остающихся боевиков еще в полтора-два раза больше, чем солдат его группы. И потому надо было жать и жать, не останавливаясь, натиском предотвращая всяческую попытку организованного сопротивления.

Подполковник Трясунов

– Товарищ полковник! – взволнованно сообщил оперативный дежурный, с грохотом влетая в палатку центра боевого управления. – Группа капитана Гуревича вступила в бой.

– Еще сведения имеются?

– Радист сообщает: командир группы руководит боем. По его словам, понеся значительные потери, противник начал отход.

– Как информбюро! – буркнул подполковник, выходя из-за стола, за которым сидел, дожидаясь новых сообщений от групп, спешивших на помощь Ефимову. И, уже направляясь к выходу, спросил: – О второй группе что-нибудь есть?

– Ничего, – уступая дорогу комбату, оперативный шагнул в сторону.

– Я на сто сорок второй, – закрывая дверь, сообщил Трясунов, и в палатке ЦБУ наступила неестественная тишина.

Старший прапорщик Косыгин