Теперь ему был слышен рев танковых моторов. Он посмотрел на Рацлитта, и тот легонько кивнул. Кордтс прищурился и посмотрел вдаль, однако ничего не заметил, пока что-то не пошевелилось. В движение пришла некая металлическая поверхность — тусклая, в пятнах или в побелке, на вид скорее бетонная, чем металлическая, что, впрочем, неудивительно, потому что поверхность брони скорее напоминает бетон, а не сталь. Это была башня танка. Правда, двигалась она не в их направлении, а прочь от них и напоминала спину некоего морского животного, мелькающую меж океанских волн, вернее, между полуразрушенными зданиями и теми, что еще стояли целыми между грудами битого кирпича. Затем он заметил второй танк, который полз вслед за первым. И когда они оба остановились, он видел башню третьего, четвертого, пятого, которые стояли посреди бывшего двора какого-то склада или мастерских. Он попробовал сосчитать их. Десять или около того, сказал ему Рацлитт. Кстати, сам Рацлитт сейчас стоял, согнувшись, и крутил ручку полевого телефона. Смутные страхи Кордтса тотчас превратились в целиком осознанные. Лицо его моментально обдало жаром, или это его прошиб пот, а подошвы ног непроизвольно сжались. Он представил себе, как идет там, наверху, в темноте, к мосту…
Свет изменился, и Кордтс заморгал. Рацлитт прекратил говорить в трубку.
— Отойди, — сказал он, — а когда взойдет солнце, не вздумай даже высовываться.
Кордтс убрал голову. Рацлитт кисло улыбнулся. В наблюдательный пункт сквозь многочисленные дыры в стенах проникали солнечные лучи. Откуда-то донесся рев мотора, следом за ним пророкотал второй, затем третий. Здание содрогнулось от основания до крыши.
— Снайперы. Это все равно что ребенок, который тычет в стену палкой, — пояснил Рацлитт. — Там можно и без глаз остаться.
— Это точно, — согласился Кордтс и усмехнулся столь неожиданному образу, вернее, фыркнул, как лошадь. Затем покачал головой и бесцельно уставился в пространство. И вновь окрестности сотряс грохот, донесся откуда-то слева. Неосторожное движение… Здесь, наверху, была смертельная ловушка. Караульные на других наблюдательных пунктах имели одно преимущество, а именно были не так заметны в царившем повсюду хаосе, и потому русские толком не знали, где их высматривать. Зато «Гамбург» был для них в любое время суток виден как на ладони. И хотя сам по себе наблюдательный пункт вряд ли был способен привлечь к себе внимание, однако зоркий глаз врага не терял бдительности в любое время суток, и малейшее движение могло выдать их с головой. Два солдата в обложенном мешками с песком коридоре, надежно защищенные от снайперской пули, погибли при артобстреле, когда снаряд попал в крышу. То есть в крышу влетело множество осколков самой разной величины, но случилось так, что два угодили как раз в этот самый злосчастный коридор.
— Ступай-ка лучше вниз, — сказал ему Рацлитт. — Потому что если они тебя заметят, то голову мне не сносить.
И хотя слова эти были сказаны не слишком резко, Кордтсу все равно не понравилось, как с ним разговаривают, потому что он прекрасно отдавал себе отчет в своих действиях, даже если на мгновение и позволил себе небольшую неосторожность. Но Рацлитт был прав, и Кордтс не стал на него обижаться и тотчас выкинул его слова из головы. Рацлитта он знал постольку-поскольку, однако за те несколько раз, когда им довелось разговаривать друг с другом, успел проникнуться к нему симпатией. Кстати, сейчас глядя на него, даже не скажешь, что он провел несколько часов в напряженных бдениях. Впрочем, не исключено, что для Рацлитта они вовсе не были напряженными. Беззаботность в конце концов дает о себе знать, хотя на первый взгляд этого даже не заподозришь, потому что чисто внешне человек соблюдает все положенные меры предосторожности. Что ж, может, для нервов оно даже полезно в одиночку провести несколько часов здесь, на наблюдательном пункте, а не там, внизу, в окружении хмурых солдатских лиц.
Он прислонился головой к стене рядом с трещиной, в которую только что смотрел. Проникавший в нее луч света был настолько ярок, что затмевал Рацлитта. Затем все вокруг вновь взорвалось ревом моторов и задрожало, и он в спешном порядке отшатнулся от вибрирующей стены. Повернув голову, он искоса посмотрел в трещину, затем вверх, на небо, — низко нависшие тучи на мгновение разошлись, и в образовавшееся отверстие устремился чистый, хотя и слегка приглушенный вечерний свет. Выше, невидимая глазу, распростерлась бесконечность. Здание задрожало вновь, на сей раз сильнее. Грохот артиллерийского залпа, хотя и не направленного непосредственно на «Гамбург», был подобен реву океана, на который вы, послушав пару минут, затем можете часами не обращать внимания. Правда, бывало и другое — например, целая ночь могла тянуться мучительно долго под капанье водопроводного крана, когда интервалы между падением капель таковы, что не слушать невозможно, и каждую секунду невольно готовишься к тому, что вот-вот упадет новая капля…