Читаем Смертники Восточного фронта. За неправое дело полностью

Вскоре эти скудные заросли уступили место торчавшим на солнце камышам. Старые, сухие стебли резко выделялись на фоне белизны, впрочем, как и все вокруг. Шрадер уставишся на них, уставился перед собой. Из камышей вылетела какая-то болотная птица, и, покружив, опустилась на куст. Он наблюдал за ней со смешанными чувствами — слишком устал, чтобы изумиться этому проявлению жизни, хотя это было первое живое существо, какое попалось ему на глаза за многие месяцы.

— Смотри, птичка, — пробормотал он, обращаясь к Фрайтагу.

Фрайтаг тоже заметил, как она выпорхнула из камышей. Правда, от боли у него уже давно двоилось в глазах, так что окружающий мир плыл вокруг него размытыми пятнами. Морозный воздух, взбодривший его ранним утром, к этому времени превратился в дополнительный источник боли. При каждом вздохе ощущение было такое, будто в горле застревают комья льда, протолкнуть которые дальше в легкие можно лишь с великим трудом. Фрайтаг умолк то ли от боли, то ли по другой причине, слышно было лишь надрывное дыхание. Он смотрел на болотную птичку, но перед глазами у него плыло. Тогда он прищурился и просто посмотрел перед собой. Он давно тупо брел вперед, погруженный в собственные мысли, в упрямый самообман, который, пусть временно, помогал бороться с усталостью. Он постоянно напоминал себе, что с ногами у него все в порядке, что они способны шагать дальше, что они в состоянии нести на себе груз верхней части его тела. Ведь способны же ноги ломовой лошади тащить тяжкий груз, наваленный на телегу! С такими мыслями он и брел вперед. Порой он погружался в полубессознательное состояние и уже плохо понимал, где находится, и лишь силуэт Шрадера, шагавшего впереди, напоминал ему, где он. Он ощущал все то, что обычно ощущает больной человек, когда пытается не отстать от здорового, — зависть, смутные приступы истерии, благодарность, злость, причем одно было неотделимо от другого. Все эти чувства владели им одновременно, обволакивали его словно туманом, который он пытался не замечать, вернее, был не в состоянии сфокусировать на нем взгляд, как, впрочем, и на всем другом, что его окружало.

Все чаще и чаще его посещало желание, чтобы его оставили одного, потому что так для него будет лучше. И вместе с тем перспектива быть брошенным наполняла его страхом.

Они двинулись через камыши и вскоре вышли к небольшому, припорошенному снегом болотцу. Открытое пространство, отмеченное то там, то здесь белесой порослью камышей, слегка покачивающихся на ветру. Шрадеру бросились в глаза следы каких-то небольших животных. Фрайтаг не увидел ничего.

Как же перебраться на ту сторону? В обход — как минимум четыреста метров. Так, может, стоит рискнуть, двинуться вперед прямиком, как и шли?

Голова Шрадера словно сделалась свинцовой, отягощенная думами о том, что ему делать дальше. Ни о чем другом думать он не хотел, гнал от себя любые мысли. Он ступил ногой на заснеженную поверхность болота и почти двинулся дальше, упрямо отказываясь задуматься о том, что, возможно, на многие километры вокруг здесь нет ни единой живой души. Но уже в следующий миг замер на месте, охваченный страхом. Эх ты, трус, мысленно обругал он самого себя, нет даже не мысленно, а шепотом, поэтому и не услышал собственных слов. Чего же ты испугался? Живо вперед, нечего трусить, тем более сейчас.

Фрайтаг к этому времени сделался чем-то вроде заложника его движений — это единственное, на что он оставался способен. Он тупо направился вслед за Шрадером и, когда тот остановился, наткнулся на его спину. Ноги его подкашивались, он слегка перегнулся и описал полукруг; опасаясь, что вот-вот сядет в снег. Он понял, в чем проблема, понял, почему Шрадер остановился, однако вслух сказать ничего не смог. Он просто будет во всем следовать примеру Шрадера — до тех пор, пока силы окончательно не оставят его. Какое-то время Шрадер разглядывал берега пруда, затем сделал несколько шагов назад, обернулся и взял Фрайтага за руку.

Они прошли назад через камыши к поросшей редким кустарником прогалине и, вновь углубившись в лес, двинулись в обход озера. Теперь они шли вперед с предельной осторожностью. Фрайтаг несколько раз вплотную подходил к Шрадеру и, ища опоры, упирался лбом ему в спину.

Наконец стало понятно, что обойти болото им не удастся. Оно не кончалось. Правда, оно сделалось уже и теперь напоминало нечто вроде протоки, однако тянулось дальше, покуда хватал глаз. А дальше, похоже, протока расширялась вновь, и начиналось новое, куда больших размеров болото. Заросли камышей там были гуще, зато никаких деревьев. Впрочем, Шрадер с Фрайтагом не столько видели это второе озеро, сколько ощущали его внутренним чувством, словно оно отражалось в бескрайней синеве неба над их головами.

Проход с обеих сторон загораживали камыши, правда, слишком редкие, чтобы служить для них укрытием. А между тем местом, где они сейчас стояли, и другим берегом протянулось открытое пространство в несколько десятков метров.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война. Штрафбат. Они сражались за Гитлера

Сожженные дотла. Смерть приходит с небес
Сожженные дотла. Смерть приходит с небес

В Германии эту книгу объявили «лучшим романом о Второй Мировой войне». Ее включили в школьную программу как бесспорную классику. Ее сравнивают с таким антивоенным шедевром, как «На Западном фронте без перемен».«Окопная правда» по-немецки! Беспощадная мясорубка 1942 года глазами простых солдат Вермахта. Жесточайшая бойня за безымянную высоту под Ленинградом. Попав сюда, не надейся вернуться из этого ада живым. Здесь солдатская кровь не стоит ни гроша. Здесь существуют на коленях, ползком, на карачках — никто не смеет подняться в полный рост под ураганным огнем. Но даже зарывшись в землю с головой, даже в окопах полного профиля тебе не уцелеть — рано или поздно смерть придет за тобой с небес: гаубичным снарядом, миной, бомбой или, хуже всего, всесжигающим пламенем советских эрэсов. И последнее, что ты услышишь в жизни, — сводящий с ума рев реактивных систем залпового огня, которые русские прозвали «катюшей», а немцы — «Сталинским органом»…

Герт Ледиг

Проза / Проза о войне / Военная проза
Смертники Восточного фронта. За неправое дело
Смертники Восточного фронта. За неправое дело

Потрясающий военный роман, безоговорочно признанный классикой жанра. Страшная правда об одном из самых жестоких сражений Великой Отечественной. Кровавый ужас Восточного фронта глазами немцев.Начало 1942 года. Остатки отступающих частей Вермахта окружены в городе Холм превосходящими силами Красной Армии. 105 дней немецкий гарнизон отбивал отчаянные атаки советской пехоты и танков, истекая кровью, потеряв в Холмском «котле» только убитыми более трети личного состава (фактически все остальные были ранены), но выполнив «стоп-приказ» Гитлера: «оказывать фанатически упорное сопротивление противнику» и «удерживать фронт до последнего солдата…».Этот пронзительный роман — «окопная правда» по-немецки, жестокий и честный рассказ об ужасах войны, о жизни и смерти на передовой, о самопожертвовании и верности долгу — о тех, кто храбро сражался и умирал за Ungerechte Tat (неправое дело).

Расс Шнайдер

Проза / Проза о войне / Военная проза
«Мессер» – меч небесный. Из Люфтваффе в штрафбат
«Мессер» – меч небесный. Из Люфтваффе в штрафбат

«Das Ziel treffen!» («Цель поражена!») — последнее, что слышали в эфире сбитые «сталинские соколы» и пилоты Союзников. А последнее, что они видели перед смертью, — стремительный «щучий» силуэт атакующего «мессера»…Гитлеровская пропаганда величала молодых асов Люфтваффе «Der junge Adlers» («орлятами»). Враги окрестили их «воздушными волками». А сами они прозвали свои истребители «Мессершмитт» Bf 109 «Der himmlisch Messer» — «клинком небесным». Они возомнили себя хозяевами неба. Герои блицкригов, они даже говорили на особом «блиц-языке», нарушая правила грамматики ради скорости произношения. Они плевали на законы природы и законы человеческие. Но на Восточном фронте, в пылающем небе России, им придется выбирать между славой и бесчестием, воинской доблестью и массовыми убийствами, между исполнением преступных приказов и штрафбатом…Читайте новый роман от автора бестселлера «Штрафная эскадрилья» — взгляд на Великую Отечественную войну с другой стороны, из кабины и через прицел «мессера», глазами немецкого аса, разжалованного в штрафники.

Георгий Савицкий

Проза / Проза о войне / Военная проза
Камикадзе. Идущие на смерть
Камикадзе. Идущие на смерть

«Умрем за Императора, не оглядываясь назад» — с этой песней камикадзе не задумываясь шли на смерть. Их эмблемой была хризантема, а отличительным знаком — «хатимаки», белая головная повязка, символизирующая непреклонность намерений. В результате их самоубийственных атак были потоплены более восьмидесяти американских кораблей и повреждены около двухсот. В августе 1945 года с японскими смертниками пришлось столкнуться и советским войскам, освобождавшим Маньчжурию, Корею и Китай. Но ни самоотречение и массовый героизм камикадзе, ни легендарная стойкость «самураев» не спасли Квантунскую армию от разгрома, а Японскую империю — от позорной капитуляции…Автору этого романа, ветерану войны против Японии, довелось лично беседовать с пленными летчиками и моряками, которые прошли подготовку камикадзе, но так и не успели отправиться на последнее задание (таких добровольцев-смертников у японцев было втрое больше, чем специальных самолетов и торпед). Их рассказы и легли в основу данной книги - первого русского романа о камикадзе.

Святослав Владимирович Сахарнов

Проза / Проза о войне / Военная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее