Смертники Восточного фронта. За неправое дело

— Ур-р-ра-а-а! — подбадривали они себя громкими криками, которые порой заглушались рокотом пулеметных очередей, гулким эхом отдававшихся на узкой улочке.

Кордтс вспомнил о ручной гранате, и ему снова захотелось поскорее избавиться от нее. Сорвав колпачок взрывателя, он метнул ее в подступавшую все ближе и ближе толпу русских солдат. Грохнул взрыв. Кордтс отругал себя за то, что лишился последней гранаты, но тут же согласился с тем, что теперь ему, по крайней мере, больше не нужно думать о ней. После этого он принялся стрелять из винтовки, не выбирая особенно цели, просто посылая в гущу врага пулю за пулей.

Он каким-то образом понимал, что ему больше не холодно и он сейчас испытывает истерическую радость, немного отличающуюся от обычной ярости. Но главным образом он не понимал ничего, помимо того, что представало перед его взглядом.

Он видел горы трупов на улице, затем вторую волну атаки, нахлынувшую как будто неизвестно откуда. Это действительно была волна, настоящая волна, которая вот-вот обрушится на него, накроет с головой. Направляли ее вражеские командиры. От первой волны ее отделяли считаные секунды, а это означало, что возникла короткая передышка в бою. Не все, но большая часть немецких пулеметчиков прекратила стрельбу, инстинктивно чувствуя необходимость беречь патроны. Затем русские снова устремились вперед. Новые кучи мертвых тел, о которых разбивались теснимые сзади новые и новые группы красноармейцев, по которым тут же одновременно ударили молчавшие секунду назад немецкие пулеметы. Их ураганный огонь оказался гораздо эффективнее, чем в предыдущий раз.

И тут снова появился первый танк.

Нам конец, мелькнула в голове Кордтса тревожная мысль, о которой он тут же забыл.

— Прекратить огонь! Не стрелять! — прошипел Брандайс.

Башня танка развернулась. Все мгновенно юркнули под наваленные кучей бревна и метнулись к стене церкви. В следующее мгновение грохнул выстрел танкового орудия. Снаряд пронесся прямо у них над головой и пролетел через развалины горящего здания, которое совсем недавно занимал отряд полицейских, и взорвался где-то поблизости. Танк двинулся вперед и почти вплотную приблизился к ним. Два полицейских подхватили свой «MG» и ящик с патронами, но не успели сделать и пары шагов, как их скосила очередь пулемета русского танка.

— Огонь! Огонь! — крикнул Брандайс.

Локхарт открыл огонь по следующей волне наступающего противника. Он стрелял до тех пор, пока пулемет не заклинило. Брандайс больше никого не понукал. Кордтс, Локхарт, лейтенант и заряжающий подняли пулемет и вернулись к стене церкви. Примерно минуту Локхарт устранял неисправность. Почувствовав, что от холода пальцы больше не повинуются ему, он прошипел что-то невнятное, и заряжающий доделал работу за него. После этого Локхарт усилием воли заставил себя снова вцепиться в гашетку пулемета. Русские снова устремились вперед, пробегая между ними и танком, который теперь боком стоял прямо перед пулеметом. Локхарт открыл огонь по всем, кто выскакивал из-за угла церкви. Стрельба велась практически в упор. Почти каждая пуля, насквозь пробивавшая человеческую плоть, звонким рикошетом отскакивала от боковой брони танка. Пулеметчики рисковали попасть под эти пули, однако упрямо продолжали поливать противника смертоносными очередями. Выстрелам Локхарта вторили немецкие пулеметы, установленные дальше по улице. Танк двинулся с места и исчез с линии прицеливания.

Когда пули перестали со звоном отскакивать рикошетом от танковой брони, пулеметчики откинулись назад, прислонившись спиной к церковной стене.

У Кордтса кончились патроны. Он бросился в переулок, чтобы, если удастся, подобрать советский автомат или ручную гранату. Дом, в котором размещались полицейские, все еще догорал, и Кордтс понял, что нужно держаться в стороне от света, отбрасываемого пожарищем. Он отступил в тень и сел на снег у входа в переулок. В его голове мелькнула мысль, что было бы неплохо остаться здесь навсегда. На самом деле это было не так. Если ему суждено погибнуть сегодня ночью, то это произойдет именно здесь. Его выкурят отсюда и либо пристрелят на месте, либо он окажется в эшелоне, медленно двигающемся в направлении Сибири. Он был уверен, что не замерзнет насмерть, потому что холода в эти минуты не чувствовал, просто забыл о нем. Он сейчас не мог ни о чем думать и равнодушно наблюдал за тем, как русские пробегают мимо него. Все так же ни о чем не думая, он пополз обратно, к тому месту, где оставались Брандайс и пулеметчики.

Они снова открыли огонь, выкашивая дождем пуль всех, кто имел неосторожность появиться возле церкви. Неожиданно Кордтс заметил какую-то фигуру, которая, низко пригнувшись, пыталась обойти их с правого угла здания и бросила что-то в Брандайса.

С какой-то необычной усталой покорностью Кордтс упал на снег, надеясь, что соседняя куча бревен погасит взрывную волну. Граната взорвалась, и через секунду белой ревущей тишины он услышал жуткие крики, которые почти мгновенно смолкли.