Четыре светильника тускло освещали внутренне убранство шатра иномирца. Сестры стояли у изголовья его ложа и негромко переговаривались меж собой. Как и обещала, Рогнеда неслышно скользнула в затененный угол, где, усевшись, старалась производить как можно меньше шума. Сестры на нее даже не взглянули.
Положив ладонь на лоб воеводы, Оброшь замерла на некоторое время, внимательно разглядывая раненого. Даже отсюда, не подходя близко, видно, что Руслану гораздо плоше, чем с утра. К горлу царевны подкатился комок, а на глаза навернулись слезы.
Тело иномирца обнажили, оставив лишь повязки, наложенные на раны. Рогнеда покраснела и отвела взор.
Монахини образовали вокруг раненого круг и начали медленно погружаться в транс. Круг, состоящий из двенадцати сестер, наилучшим образом объединяет силы целительниц, направляя их на борьбу с недугом. Больший круг не имел смысла, и нередко переизбыток целительных сил наносил страждущему вред, сжигая последние невеликие крохи здоровья. Меньший круг тоже: его благоживительная сила куда как слабей.
Затаив дыхание, Рогнеда наблюдала за происходящим. Шатер начал наполняться каким-то неразборчивым шумом, то ли гудением, то ли бормотанием. Вскоре он стал громче. Им оказалось песнопение сестер. Царевна слышала храмовые пения не единожды, но это, схожее с другими, в то же время являло нечто особенное. Оно умиротворяло душу и вливало в сердце животворящую силу, дарующую страстное желание жить и радоваться жизни, свету, радости.
Одним мановение сестры скинули капюшоны. Все женщины были убелены сединой. Монахини взялись за руки. Выше их голов, в центре круга, мелькнули и не погасли искорки. Крохотные частички пламени переливались радужными цветами. Они плавно кружились, отчего к пению сестер прибавился еле слышный мелодичный перезвон невидимых колокольчиков. Постепенно к радужным огонькам, вспыхивая из пустоты, присоединялись все новые. Их число так увеличилось, что, сбившись вместе, они слились в один шар. Его окрас постоянно менялся невиданными сочетаниями полутонов. Не переставая кружится вокруг собственной оси, излучая теплый, слегка подрагивающий свет, шар завис над грудью Руслана.
Пение сестер неожиданно смолкло. Ахнувшая Рогнеда, увидела, как сестры подняли вверх ладони, из которых в шар ударили золотые лучи. Под возобновившееся пение шар начал расти, словно впитывал в себя эти лучи. Увеличившись примерно в три раза, шар на краткое мгновение остановил вращение, а потом из него в грудь раненого устремился новый луч белого огня.
Метавшийся до этого мига в бреду, Руслан дернулся и затих. Черты его лица разгладились и успокоились. Иномирец стал похож на мирно спящего человека.
Не искушенная в чародействе, Рогнеда не могла видеть как сестры соткали над раненым паутиновое сплетение нитей. Затем бережно опустили его, накрыв умирающего целиком. Нити прижались к поверхности кожи и запульсировали в такт биению сердца. Пришел черед самого трудного. Предстояло избавить тело от ягла. Черный туман, открытый взору только мага-целителя, обволакивал Руслана, впитавшись в поры его кожи и глубоко проникнув во внутренние ткани, и с каждым часом все больше и больше затягивался в узел, высасывая жизненные соки и силы. Неважно, ранение ли или недуг болезни, ягло всегда одинаково. Непостоянна его густота, а значит и вред ягла, так как хвори и раны бывают разными.
Паутина постепенно вытягивала черный туман из тела, распутывая узел, однако монахиням для этого приходилось прикладывать все свои усилия и умения, и они не ведали, хватит ли им сил.
Рогнеда потеряла счет времени. Время проносилось мимо нее как пущенная из лука стрела, а ничего нового не происходило. Девушка не знала радоваться ли ей этому либо печалиться. Вдруг все прекратилось. Две дюжины золотых лучей мигнули и разом растаяли в воздухе. Погас белый луч, за ним исчез радужный шар, и умолкло пение сестер.
Монахини опустили руки. Они теперь не казались искусными волшебницами. Кем угодно, только не чародейками. То были просто уставшие женщины. Накинув капюшоны, они потянулись к выходу.
Оброшь накрыла Березина одеялом. Иномирец по-прежнему казался спящим.
— Он поправиться? Ему лучше?
— Пойдем, дочь моя. Князю требуется полный покой. Не должно ему мешать. Пусть спит.
— Матушка…
— Ваше Высочество, не бойтесь за него. В ближайшие дни никакое чародейство вред ему не причинит. Не спрашивайте почему, примите это как есть. А смертный враг к нему не проберется. Такая охрана снаружи!
Рогнеда искала на лице настоятельницы хоть намек о том, что теперь. Как он? Бесполезно.
— Матушка, скажите мне.
— Не знаю, — вдруг сдалась Оброшь. — Мы добились немного. Он был слишком плох, но не отчаивайтесь раньше времени.
— Но как же…