- Что меняется, товарищ Кязымлы, от того, верю я или не верю? Верю так верю, нет - так и нет...
- Секретарь правильно сказал, да... Против твоей железной логики не попрешь. Ты бульдозер хочешь, да?
Абдул Гафарзаде, не дожидаясь приглашения, сел у стола лицом к лицу с председателем.
- Технику хочешь? Бульдозер, да?
Абдул Гафарзаде улыбнулся и опять не ответил.
- А вот если я теперь, прямо сейчас, распоряжусь дать тебе бульдозер, это как будет?
- Не распорядишься!
- Почему?
- Потому что ты человек, поживший на свете...
- Ну а чего ты тогда демагогию разводишь? Мол, товарищи, смотрите все, не говорите, что Гафарзаде такой-этакий, никакой личной материальной заинтересованности нет у меня, хочу могильщиков заменить техникой. Так, да?... А завтра, если кто спросит, скажешь, пойдите посмотрите протоколы заседаний райисполкома, я всегда просил технику, а бюрократы равнодушные не давали... Так, да? Ну теперь как мне распорядиться? Дать тебе бульдозер и сократить до минимума штат могильщиков? А?
Конечно, в кабинете сидел не тот человек, что недавно съеживался, истаивал, исчезал под взглядами первого секретаря, но, честно говоря, и при Абдуле Гафарзаде он не выглядел вполне достойным этого кабинета, был не в полном величии и, самое главное, сам это осознавал. Фарид Кязымлы в таких делах не был ребенком, он понимал: Абдулу Гафарзаде стоит только захотеть, и он запросто сгонит Фарида Кязымлы с кресла, выгонит с хорошей работы, потому что у Абдула Гафарзаде были свои люди, добрые приятели и в Центральном Комитете, и в Москве. Говаривали (правду или неправду - кто знает, но ведь говаривали!...) что кольцо, подаренное кому-то Абдулом Гафарзаде, теперь на пальце у Галины, дочери Леонида Ильича Брежнева. Как попало колечко на великий палец - Фарид Кязымлы не знал, потому что в сравнении с высоким полетом кольца Фарид Кязымлы был слишком маленьким человеком.
Абдул Гафарзаде опять улыбнулся:
- Не распорядишься...
- Я не распоряжусь - секретарь распорядится! Пошлет тебе и бульдозер, и компрессор! Кто станет перечить секретарю?
- Если бы секретарь хотел распорядиться, все десять лет распоряжался бы, правда?! Да что-то он не очень распоряжается... Слышал, как у него в брюхе урчало, будто завод работает.
- Плохо ты его знаешь... Видал, как он на меня смотрел? Старый волк!
- Волк пусть волком и будет... А мы что, зайцы, что ли?
Абдул Гафарзаде говорил не столько в осуждение секретаря, сколько в предупреждение Фариду Кязымлы. Пока он говорил, неожиданно вспомнил давний случай: веснушчатое рыжее лицо зубного врача Наджафа Агаевича, его ярко-рыжие как петушиный гребешок волосы, брови, ресницы встали перед глазами...
- Вы же были друзьями с секретарем, - сказал Абдул Гафарзаде, - что случилось? Кошка между вами пробежала?
Фарид Кязымлы, уперев локти в стол, обхватил ладонями маленький подбородок и посмотрел в серые глаза Абдула Гафарзаде; внимательно глядя в эти глаза, Фарид Кязымлы почему-то всегда волновался, долго не выдерживал холода серого взгляда.
- С ним разве можно дружить? - спросил он. - Кто ему может быть другом?
- Но ведь ты оказывал ему такое уважение!...
От этих слов Фарид Кязымлы как будто слегка пошатнулся, убрал от лица руки, откинулся на спинку мягкого кресла, махнул рукой:
- Да ну, ты говоришь как ребенок!... Разве он уважение понимает? У тебя, кажется, ум стал как мой... Да ему хоть море уважения, а если он сочтет целесообразным, в минуту тебе голову отрежет, выкинет и не охнет! Посмотришь старый человек, с утра до вечера у него живот урчит, но на самом деле это волк, волк, и к тому же бдительнее гуся!...
Абдул Гафарзаде все улыбался, веснушчатое лицо, ярко-рыжие волосы, брови, ресницы Наджафа Агаевича, зубного врача, все стояли у него перед глазами. Это случилось несколько лет назад, и за прошедшее с того момента время никто, в том числе и Фарид Кязымлы, не узнал (пока не узнал, потому что когда-нибудь, наверное, узнает! - а может, и вовсе никогда не узнает...), что сотворил Абдул Гафарзаде с этим более бдительным, чем гусь, человеком - первым секретарем районного комитета партии, уважаемым М. П. Гарибли...
... Тогда Фарид Кязымлы сам позвонил Абдулу Гафарзаде домой, рано утром вызвал к себе, и, поняв, что дело срочное, Абдул Гафарзаде явился сразу.
Фарид Кязымлы был откровенно взволнован: "Проходи скорее, садись!... Вызвал Айну-ханум: - Никого не впускай!" Айна-ханум удивилась: когда приходил Абдул Гафарзаде, она и так никого не пускала.
Фарид Кязымлы, вероятно не найдя слов для вступления (правда, в разговоре с Абдулом Гафарзаде вступления и не имели ни смысла, ни надобности), сразу же перешел к сути: "Мужчине нужно золото!" Абдул Гафарзаде поправил на носу очки: "Какому мужчине?" - "Ну, секретарю, да, не понимаешь, что ли, Гарибли!"