Смертоносная чаша

И только теперь заметил Порфирия: он так слился с кожаным креслом, что поначалу я не обратил на него внимания. Зато, когда он с грохотом встал, от меня не укрылось, что его маленькие глазки сверкают недобрым огнем.

– Как ты мог, Зеленцов! – обратился он к Вано, меня нарочито игнорируя. – Столько лет службы! И такой просчет! Ты же знал, что он собирается куда-то ехать! Почему не задержал его? Почему?

– Я бы на вашем месте себе сделал замечание, – не выдержал я, вступаясь за своего товарища. – Вы же не менее опытный сотрудник! Почему вы сразу не арестовали его? При чем тут железное алиби, если убийство совершено в его квартире?!

Порфирий мигом подскочил ко мне, пытаясь что-то крикнуть в мой адрес, но так и не крикнул, вспомнив, что он уравновешенный человек, чем всегда и гордился. Он просто оглядел меня с ног до головы, сощурив бусинки-глазки, и, как всегда, мягко и вежливо произнес:

– У нас новый сотрудник? Я вообще-то не давал распоряжений. Или вас послало Министерство внутренних дел? Молчите, молодой человек? В таком случае, я смею расценивать ваше молчание как молчание постороннего. И прошу удалиться.

– С вашего позволения, Юрий Петрович, я удаляюсь вместе с ним, – нахмурил густые брови Вано. – Задоров действовал по моей непосредственной просьбе, и его показания могут быть крайне полезны следствию.

– Прекрасно! Уважаю добровольцев! Они даже с жизнью прощаются добровольно. – Порфирий, недоговорив, махнул рукой. – Впрочем, на одного из них вы можете посмотреть. Думаю, это вам доставит удовольствие. Поехали со мной, и вы убедитесь, насколько скоротечна человеческая жизнь. И как легко можно избежать ответственности.

Я еще ничего не понимал, почему и устремил на Вано вопросительный взгляд.

– Так этот гад сбежал или нет?

– Сбежал, Ник. Сбежал на тот свет. И уже с того света нам его никогда не достать. Тем более – не заставить дать показания.

– О Боже! – только и мог я выдавить из себя. Толмачевский. Третья смерть. Круг замкнулся. И мы не знали, как выбраться из этого круга, потому что у нас не осталось свидетелей.

…До места трагедии мы ехали довольно долго: авария произошла за городом, на довольно пустынной дороге. Нам навстречу попалась только парочка автомобилей, несущихся на бешеной скорости, поскольку движение на этой узкой загородной дороге было слабое. Этим, видимо, и объяснялось, что о происшествии не сразу сообщили в милицию. А возможно, просто не хотели сообщать. Люди не любят выступать в качестве свидетелей. При любом, даже незначительном столкновении с блюстителями закона волей-неволей чувствуешь себя виноватым. А все предпочитают покой…

Поэтому о несчастном случае сообщили спустя много времени. Уже несколько часов машина, сорвавшаяся с дороги и взорвавшаяся на дне оврага, тлела на обгоревшей траве. Толмачевский, по видимости, успел выскочить на ходу, или его тело выбросило волной воздуха – это пока было не ясно. Во всяком случае, он не взорвался вместе с машиной, а лежал на довольно большом расстоянии от нее.

Постояв несколько минут возле сгоревшего лимузина и слушая, как Порфирий с экспертами и оперативниками обсуждал детали случившегося, мы наконец направились к трупу. Там уже находилась «скорая помощь», крутились врачи, судебные медики. Безусловно, о спасении жизни господина управляющего не могло быть и речи. Парень летел с огромной высоты. На огромной скорости. И погиб сразу, правда, успев испугаться, хотя, скорее всего, смерть наступила до его падения. От страха. И, если бы его лицо не было побито и изуродовано до неузнаваемости, я уверен, на нем бы застыл тот ужас, что и на лице мертвого Стаса.

Боже, как ко всему быстро привыкает человек. Я невольно усмехнулся, хотя это было некстати. Совсем недавно я не выносил даже вида похоронной процессии. И даже когда умер дядя, я оказался на кладбище в последние минуты. А теперь… Теперь я уже сравнительно спокойно рассматривал труп человека, с которым совсем недавно разговаривал. Теперь все мои чувства не имели смысла и ужас не заполнял меня. Неужели человек способен привыкнуть к самому страшному – к смерти? Нет, я к этому никогда не привыкну. Разве что стану по-взрослому смотреть на страшные вещи, которых нам в жизни, увы, не избежать.

Вано предложил мне сигарету, и я жадно затянулся.

– Ну, и что ты думаешь по этому поводу? – мрачно спросил он.

– Думаю, что мы законченные идиоты! – со злостью выкрикнул я.

– Ты прав, Ник. Но ничего уже изменить нельзя. Давай лучше подумаем о случившемся.

Подумаем о случившемся! Не знаю почему, но меня сегодня бесили все работники угро. Даже Вано. Столько прошло времени, а убийца спокойненько разгуливает на свободе, насвистывая веселую песенку о дурачках. Наверняка издали наблюдает за нами и мерзко хихикает в кулачок. Правильно делает! Есть над кем посмеяться! Он ловко обводит нас вокруг пальца. Перед нашим носом совершает одно убийство за другим. А мы, как полные придурки, носимся взад-вперед, попусту суетимся и ничего не делаем.