Смертоносная чаша

Здесь была необходима тонкая игра, очень тонкая. И я справлялась! Люди были уже настолько подавлены, опустошены, настолько верили в единственный выход из тупика – смерть, что ими было не так уж трудно управлять. Они были бесконечно благодарны «КОСА», где провели, по их словам, лучшие дни своей жизни. И я, представавшая перед ними во всем своем великолепии, взявшая на вооружение все свое обаяние, становилась для них как бы уже воплощением мечты. Они искренне верили в иной, лучший мир. Тогда я взяла на себя функции священника, душеспасителя, если хочешь – самого Господа Бога…

Слова Оксаны были ужасными, невероятными, и я не мог смириться с этой чудовищной философией. Моя жена стала для меня воплощением дьявольских сил! Я уже искренне ненавидел ее и непроизвольно сжал кулаки – она не заметила. Она вообще ничего не замечала, кроме себя! Кроме своего сумасшедшего, дьявольского «Я».

– И так могло продолжаться долгие годы, Ник! Как и у той австрийки, обладательницы изумрудной чаши…

– Нет, Оксана. Это не могло продолжаться долго. Не могло. Когда-нибудь этому все равно наступил бы конец!

– Нет! – яростно вскрикнула она. – Нет и нет! У мечты не бывает конца! Это как сладостный наркотик, когда уже невозможно остановиться! Но, возможно… Возможно, я бы остановила себя, если бы в моих руках оказалась эта чаша. Эта зеленая сочная трава, в которой запутались алмазные звезды… Но мне помешал этот бестолковый мальчишка. Этот бесконечный романтик. Этот… – Она запнулась, не находя слов.

И я пришел ей на помощь:

– Стас Борщевский. Он вычислил тебя, Оксана?

– О нет! Он был слишком слаб для этого. Но, в общем, он мог помешать моим действиям, потому что многое мог рассказать тебе, а это означало бы мой полный конец. Крах самой дорогой мечты!

– Стас был твоим любовником задолго до убийства?

– Стас… Этот гадкий мальчишка, который всегда все портил. Но он получил свое!

– М-да, – криво усмехнулся я. – Получил свое. Только свое ли, Оксана? Ведь он действительно мальчишка. Несчастный парень, который еще тысячу раз мог быть счастлив в этой жизни…

– Ха-ха-ха! Счастлив… Он сам выбрал свое счастье. Свое счастье он видел только во мне. И тут уже ничего нельзя поделать.

– Можно, Оксана. Можно было хотя бы сохранить ему жизнь…

– Он сам виноват! Слышишь! Сам! Он все время совал нос не в свое дело! Да, вначале он был нужен мне! Нужен, Ник! Нас познакомил его отец совершенно случайно. Он сам не придал значения этому знакомству, потому что считал меня крайне добропорядочной женщиной! Очень умной и талантливой в своем деле. Он ценил меня, и ему в голову не могло прийти, что у меня с его дорогим сыночком может быть роман. Я же, в свою очередь, приказала Стасу хранить нашу связь в тайне. Он всегда слепо повиновался мне, почти рабски. Иногда мне казалось, что он просто мной болен. Тогда идея клуба еще только обсуждалась в верхах. А я, независимо от этих решений сверху, придумывала четкий план действий.

Стас влюбился в меня с первого взгляда. Я вначале не придавала значения этой любви. Но вскоре, узнав, что у Стаса хранится серебряное перо, принадлежавшее декабристу Якушкину, я решила не пренебрегать этой связью. Но в то время у меня уже был любовник. Скульптор Вано. Он почему-то считал меня своей женой и всем представлял не иначе как жену. Не скажу, Ник, что этот человек был совершенно мне безразличен. Но я не могу сказать, что была бескорыстно с ним связана. Я постоянно помнила ту женщину-австрийку, прабабушку того немца, которая и в любви умела находить материальные выгоды. Я пошла дальше обычных материальных благ – я в любви сумела соединить и любовь, и желание обладать частицами вечности, которую способна принести только история.

Поэтому и появился в моей жизни скульптор Вано, у которого была уникальная вещь – шаль, какую набрасывала на плечи великая писательница Жорж Санд. И я уже видела себя обладательницей этой шали, сшитой из тончайшего черного шелка. Я уже мысленно тысячу раз набрасывала ее на свои плечи, представляя себя богиней французской литературы. Я уже ощущала себя любовницей самого Шопена, танцуя в этой черной шали его вальсы в богатейших салонах Франции.

И мне уже становился не нужным этот красавчик Вано-мне нужна была только шелковая шаль. Не спорю, Вано любил меня искренне. И не раз говорил, что эта вещь наша, точнее, нашей она станет навсегда, когда мы поженимся. Но выйти за него замуж означало крах всех моих планов, моих надежд, моего желания властвовать в одиночку над веками, историей, в которой обитали только я и вещи. И я должна была избавиться от Вано, заполучив при этом шаль. Если бы в то время уже существовала «КОСА», это было бы сделать не так уж трудно. Я бы нашла способ довести его до отчаяния. Но в отсутствие «КОСА» мне пришлось действовать по-другому и крайне осторожно. Действовать так, чтобы я осталась в тени, когда с Вано произойдет трагедия.