Смертоносная зима

— Так, значит, тебе нужна моя помощь, чтобы вернуть Нико, — сказал Стилчо Джанни. — По мне, так можете отправляться в Ад оба. Почему бы тебе не попросить Ее?

— Я прошу тебя. — Колыхнувшись, призрак снова стал плотно-материальным. — Ты — один из лучших, кого нам удалось привлечь. Ты был… мог бы стать настоящим пасынком. Потом, после окончания войны. И где были эти твои замечательные ребята, когда ты так нуждался в помощи на мосту в Подветренной, когда ил сиги резали тебя на части? Кто-нибудь тебе помог? Может, те паршивые псы — дружки илсигов, которых перебил Страт? Ты же ранканец.

— Наполовину. Наполовину, ты, гнусный лицемер. Пока тебе не понадобилась помощь, ты смотрел на меня свысока. Нет, я многого, черт побери, не забуду. Ты послал нас на убой, словно мясо. Предал нас, оставив удерживать эту гнусную дыру. Будь ты проклят, ты же знал, что нисийцы ударят именно сюда, в самое слабое место империи. И для этого им не понадобятся мечи, только колдовство и деньги, чего так жаждут в этой забытой богами выгребной яме…

— Да вся ваша шайка прогнила изнутри! Проклятье, неужели ты так быстро все забыл? Да, я гляжу, ты прямо-таки обожаешь этих своих приятелей! Защищаешь их! Стилчо, — лицо Джанни колыхнулось и вновь обрело форму, — Стилчо, твои товарищи по оружию просто-напросто бросили тебя на том мосту, оставили умирать медленной смертью. И поверь, уж я-то знаю, что такое медленная смерть. Да, ты прав, когда говоришь, что нисибиси обвели нас вокруг пальца. Кто усомнится в твоей правоте? Но что мы могли поделать? Отдать север? Пасынки сделали все, что могли. А когда вернулись… возможно… возможно, здесь, в Санктуарии, они хотели спасти то, что еще осталось от их чести. Ты же знаешь, как обстояло дело, знаешь, что обнаружил прибывший отряд… Подонков. Одни были подкуплены червями, другие — нисибиси, будь они прокляты. Прочие всячески увиливали от несения службы — ты знаешь, о чем я говорю: чистили винные лавки и публичные дома. А ты в это время стоял на мосту, и проклятая чернь резала тебя…

— Довольно, — прошипел Стилчо. В маленьком домике, за нематериальной фигурой Джанни, — о боги! — притушили свет. В воображении Стилчо возникло тяжелое дыхание сплетающихся тел. Он понял, что еще один попал в западню, из которой нет возврата, и терзался мучительной ревностью. — Все уже позади. А у тебя даже больше, чем у меня. Пора бы тебе понять это…

***

— Это в моих интересах, — прошептала Ишад на ухо Стратону. — Ты можешь ни во что не верить, но, когда дело касается эгоистических интересов, на них вполне можно положиться. Моим интересам мешает нисийская ведьма Роксана. Это она живет войной, а не я. Я всегда терпеть не могла шума и никогда не любила привлекать внимание…

— Неужели?

Она весело рассмеялась и, словно не замечая потянувшихся к ней рук Стратона, взяла его лицо в свои и пристально смотрела ему в глаза, пока они не стали неподвижными, глубокими и туманными.

— Слушай меня, Страт.

— Проклятая ведьма, опять ты напускаешь свои чары.

— Какие чары, если ты можешь меня проклинать? Я хочу, чтобы ты знал правду.

— Половина наших ночей — всего лишь сон. — Он моргнул, тряхнул головой и снова моргнул. — Вот проклятье…

— Нет такой улицы в Санктуарии, по которой я не ходила бы, нет таких дверей и ворот, куда я не могла бы войти, нет такого секрета, которого бы я не знала. Я знаю обо всем и могу все связать воедино. Я никогда не искала удачи для себя, наоборот, я отдавала ее. Я оставляла аристократов гнить мертвыми в канаве — да, так было — и возвышала рабов, делая их господами. — Она наклонилась и нежно, легонько поцеловала его, ласково коснувшись виска с поредевшими волосами. — Ты видишь, что мир сотрясается от перемен, и ищешь смерти. Но перемена — не то же самое, что смерть. Перемена — это перемена. Она дает равные шансы вознестись и пасть. Назови мне твоих врагов. Расскажи мне о своих снах, пасынок Стратон, и я укажу тебе путь, как сделать их явью.

Ничего не ответив, он смотрел на нее затуманенным, отсутствующим взглядом.

— Разве ты не честолюбив? — спросила Ишад. — Я всегда думала, что честолюбив, куда честолюбивее меня. Ты принадлежишь солнцу, а я не выношу его света. О нет, не в буквальном смысле. — Она прижала палец к его губам. Он всегда торопился задать ей вопрос об этом и всегда понимал ее не правильно. — Не выношу вопросов, ты же знаешь об этом. Я нахожу свои жертвы в местах темных, среди тех, кого никто не будет искать, тех, кто сам в любой момент готов к насилию. Я брожу в темноте по улицам. А ты — ты принадлежишь солнцу. Ты создан для того, чтобы править людьми. Послушай меня и поразмысли: неужели ты больший дурак, чем Кадакитис?

— До Кадакитиса мне в любом случае далеко.