Смертоносный груз «Гильдеборг»

— Чтобы вы уж никогда не осмелились так вести себя с женщиной! выдохнула она наконец изможденно. — Теперь мы квиты, а до остального мне нет никакого дела! Оружие и еду получите там, внизу! — Она взмахнула ремнем и указала на большой баобаб. Потом отбросила ремень. — Я кончила, я не стреляю белых, я африкаанер!

— Ради бога, леди, — завопил парень с разбитой головой.

Не говоря ни слова, она повернулась и пошла к машине. Шаг за шагом, с пальцем на спуске я пятился за ней. Я начинал понимать. Вывезти в дикую местность и оставить их там живыми.

Мотор заработал, я прыгнул в кабину. Казнь! Они в бешенстве начали проклинать нас. Я искоса посмотрел на Корнелию. Застывшее неподвижное лицо, крепко сжатые губы. Через несколько минут она остановила машину у баобаба, включила фары, чтобы нас было хорошо видно, и раздраженно дернула головой. Это относилось ко мне. Издалека в ночной тишине я слышал ругательства и отчаянный рев. Пройдут минуты, прежде чем они добегут.

— Оружие, пару банок консервов, канистру с водой! — сказала она строго. — Если мы их пристрелим, то это будет двойное убийство. И тогда за нами будет гнаться полиция всего мира. А так — это просто дурная шутка, самое большее грозит лишение свободы. Всегда так делалось. Если фермер узнавал, что к его дочери ходит неподходящий поклонник или кто-то соблазнял чужую жену, его вывозили за пару миль в саванну. Каждый должен иметь шанс, белые в своей среде не убивают друг друга!

Я выбросил из машины пару банок консервов, железную канистру с водой и на нее положил оба пистолета. Как велик их шанс? Восемьдесят километров до ближайшего жилища, а может быть, и несколько больше. На светящемся циферблате половина третьего. Мы ехали почти два с половиной часа Не хотел бы я идти на такое расстояние по родезийской саванне только с пистолетом в руке. Без проводников, без компаса, рискуя в любое время наткнуться на "черную гориллу", не говоря уж о зверях. Я выключил фары и нажал на стартер.

— В течение часа держись все время к югу, а потом сверни на запад. Где-то за Уанки мы должны выехать на асфальтированную дорогу. В этом направлении мы не сможем миновать ее.

— А они? — спросил я.

Она пожала плечами:

— Это меня не интересует. Утром я хотела бы оказаться на другой стороне. — Мгновение мы молчали. — Опасны не львы, — добавила она тихо, — те обычно не нападают, и их можно обойти. Звери не слишком опасны, опаснее всего змеи, в высокой траве их не обойдешь.

Она съежилась в углу кабины и закрыла глаза. За окном кабины флюоресцировал пустой телевизионный экран. Передача уже кончилась. Те двое перестали существовать, история их закончилась. Осталось только чувство облегчения оттого, что я не должен был нажать на спусковой крючок, — ведь я не убийца.

Корнелия глубоко дышала. Уснула мгновенно. Лицо у нее было болезненно стянуто, как тогда, пополудни, когда мы любили друг друга. Она не находила облегчения даже во сне.

Утром в половине шестого, когда солнце уже вышло на небосклон, я выехал на безлюдную асфальтированную прямую где-то за Матетси. Никогда не перестану восхищаться такими дорогами. Вид местности изменился. Мы приближались к полосе девственного леса бассейна реки Замбези. Всюду буйно росла зелень.

Корнелия еще спала мертвым сном. Со склоненной головой и приоткрытым ртом. Выражение болезненности улетучилось, осталась неподвижная гладь омута, непроницаемая, как на «Гильдеборг».

Мотор работал равномерно, машина даже не дрожала и не раскачивалась. Сказка! Таким образом я готов путешествовать аж на край света. Но у обочины дороги выскочил большой белый щит-указатель. Время не для снов и мечтаний. "Государственная граница — 20 км". И герб Родезийской Республики: две антилопы, стоящие на задних ногах, держат щит с киркой, над которым изображена птица, а под ней надпись: "Sit nomine digna".[12]

В душе у меня пробудился червь сомнения. Червь в форме печати. Пройдет ли это? Не будет ли затруднений? "Конечно, пройдет, — шептал внутренний голос. — Что это по сравнению с теми двумя парнями".

Я снял руку с рулевого колеса и погладил лицо где-то далеко витающей Корнелии. Веки задрожали, она возвращалась.

— Через минуту будем на границе, не хочешь ли привести себя в порядок?

— Она кивнула спросонья:

— Останови, я надену платье. Черные в Замбии к хорошо одетым людям относятся с почтением — как дети. Повяжи галстук.

Я пожал плечами:

— У меня нет никакого галстука. Я умылся и спешно побрился. Корнелия с отчаянным терпением до бесконечности приводила в порядок свою прическу. Я уселся за руль и ждал.

— Теперь мы квиты, а до остального мне нет никакого дела, — сказала она и отбросила ремень.