— Есть целый ряд причин, по которым нам следует воздержаться от военного вмешательства. Во-первых, как я уже сказал, афганцы в состоянии сами разгромить банды мятежников. Им только надо помочь укрепить погранвойска, подбросить средства связи, дать боевые вертолеты. Во-вторых, наше военное присутствие американцы наверняка используют для того, чтобы уже в открытую поддерживать отряды мятежников, щедро их финансировать и вооружать. То есть мы в ответ получим не разрозненное, как сейчас, сопротивление, а настоящую агрессию против ДРА. И наконец, как мне кажется, наша армия не обучена воевать в горах.
— А вас тут никто не уполномочил говорить за всю армию, — грозно поднял голову от бумаг маршал Устинов.
— Дмитрий Федорович, я высказываю это мнение на основе своих разговоров с офицерами, которые приезжают ко мне советниками из разных округов. Все они понятия не имеют о том, как драться в горах. Никто их к этому не готовил. Есть и еще целый ряд причин, которые кажутся мне существенными. Ввод войск в Афганистан потребует колоссальных затрат. К тому же это большая иллюзия — считать, что войска войдут и встанут там гарнизонами. Наверняка они будут почти сразу втянуты в реальные боевые действия. Пойдут потери — и среди нашего контингента, и среди мирного населения. Это неизбежно. А значит, мы сами наплодим там новых врагов.
Устинов снова недобро взглянул на главного военного советника. Остальные члены комиссии помалкивали.
— Все у вас? — как показалось, с раздражением произнес Брежнев. — Тогда вы свободны. Посидите пока в соседней комнате, попейте чайку. А мы заслушаем представителя от Комитета госбезопасности.
Спустя час из кабинета, где проходило заседание комиссии, вышел маршал Огарков. Сели вместе в его машину. Начальник Генштаба был мрачен.
— Все, Лев, — только и сказал он советнику. — Мы проиграли.
Вернувшись в Кабул, Горелов скоро понял, что и ему надо паковать вещи. От кого-то из сослуживцев советнику стало известно, что в Афганистане вот уже неделю работает группа офицеров под руководством заместителя командующего десантными войсками генерал-лейтенанта Гуськова. По всем формальным правилам Гуськов сразу же по прилету в Кабул должен был представиться Горелову, который являлся здесь старшим начальником от Минобороны. К тому же они были друзьями, вместе командовали когда-то десантными дивизиями, не одну чарку вместе выпили. То есть и по неформальным правилам их встреча была неизбежна. Теперь Гуськов прибыл явно с целью рекогносцировки перед возможным вводом войск. И ему, скорее всего, не рекомендовали общаться с Гореловым, заподозренным в симпатиях к Амину. Да, это был плохой знак.
Через несколько дней последовал звонок из Генштаба: «К тебе едет сменщик. Готовься сдавать дела».
Дела у Горелова принял генерал-полковник С.К. Магометов, направленный в Афганистан с должности заместителя командующего Забайкальским военным округом.
Чуть позже со сцены был удален другой советский генерал, откровенно симпатизировавший Амину, — советник при начальнике Главного политуправления Василий Заплатин. Причем его отзыв в Москву обставили прямо-таки в детективной манере.
В тот декабрьский день Заплатин выступал перед афганскими офицерами в военном училище. Вдруг прямо посреди лекции ему сообщают, что генерал должен немедленно прибыть на узел закрытой связи для важного разговора с Генштабом. Извинившись перед слушателями, Заплатин прерывает занятия и мчится в клуб «Аскари», на территории которого был развернут узел связи. Там его немедленно соединяют с заместителем начальника 10-го главного управления МО генерал-лейтенантом Ошурковым.
— Внимательно слушайте меня и не задавайте никаких вопросов, — говорит тот. — Ваша дочь обратилась в ЦК КПСС с просьбой о встрече с отцом, то есть с вами. Ее просьба удовлетворена. Вам следует незамедлительно вылететь в Москву. Все ясно?
— Ничего не ясно, — ошеломленно отвечает Заплатин. — При чем тут моя дочь? Что с ней?
— Я же вас предупредил: никаких вопросов.
— Но рейсовый самолет на Москву уже ушел. Следующий будет только через два дня.
— Это не ваша проблема. Вам надлежит к 18.00 прибыть на авиабазу Баграм, куда за вами будет направлен специальный борт.
В полном недоумении, терзаемый страхами за дочь, Заплатин положил тяжелую трубку телефона закрытой связи и отправился в посольство: может быть, там что-то знают? Но посол Табеев, сочувственно выслушав генерала, ответил, что по их линии никакая информация не проходила. Что же случилось? Хорошо зная свою дочь, Василий Петрович и мысли не мог допустить, чтобы она осмелилась обратиться с какой-то просьбой в Центральный комитет. И потом не такой уж он был шишкой, чтобы за ним из Союза присылали спецсамолет. Что за странная забота о генерал-майоре, с которым захотела поговорить его собственная дочь? Нет, тут что-то не так. Прямо от посла еще раз связался с Ошурковым:
— Жива дочка? Что с ней?
— Жива. Но других вопросов не задавайте. Все узнаете в Москве.