Смешенье

– Единственный из нас, кто понимает турецкий, – заметил Евгений.

Джек:

– Думаешь, аль-Гураб хранит тринадцать в тайне?

Евгений:

– Или хочет нас в том уверить.

Даппа:

– По-моему, просто даёт нам это понять.

Мистер Фут:

– С какой целью?

Даппа:

– Когда Иеронимо произносил речь о кровных братьях, а вы все закатывали глаза, я случайно взглянул на Наср аль-Гураба и увидел, как он сморгнул слезу.

Мистер Фут:

– Ну и ну! Поразительно!

Джек:

– Кабальеро, аристократу до мозга костей, трудно было признать то, что мы все давно чуяли нутром, а именно, что здесь, среди обездоленного отребья, мы нашли своё естественное место в мире. Может быть, раиса тронул суровый пафос этой сцены.

Даппа:

– Раис – берберийский корсар. Такие, как он, обращают в рабство испанских грандов забавы ради. Я думаю, он встал на нашу сторону.

Мистер Фут:

– Тогда почему он не скажет этого прямо?

Даппа:

– Может быть, он и говорил, а мы не слушали.

Евгений:

– Если таков его план, то всё решится на Мальте. Быть может, он просто не торопится раскрывать карты.

Джек:

– Тогда всё определит письмо, которое доставил француз. И, к слову, сдаётся, мы задерживаем церемонию.

Наср аль-Гураб удалился в тень шканцев вместе с остальными сообщниками, и теперь все нетерпеливо поглядывали в сторону четвёрки. Когда Джек, Даппа, Евгений и мистер Фут подошли, раис пустил письмо по кругу, чтобы все разглядели красную восковую печать. Джек увидел, что она не сломана. Он почти ожидал, что на ней будет оттиснут герб д'Аркашонов, но это оказался какой-то флотский символ.

– Я не умею читать, – сказал Джек.

Когда письмо вернулось к раису, тот сломал печать и развернул бумагу.

– Латинские буквы, – посетовал турок и отдал письмо Мойше, который произнес: «Оно на французском». Вреж Исфахнян, когда послание добралось до него, объявил, что оно не на французском, а на латыни, и передал бумагу Габриелю Гото, который и перевёл письмо – хотя Иеронимо и заглядывал ему через плечо, морщась или кивая в зависимости от качества перевода.

– Оно начинается с описания очень большого недовольства в домах вице-короля и Хакльгебера в день после нашего приключения, – начал иезуит на сабире со своим чудным акцентом, но его слова едва не утонули в хохоте Иеронимо, потешавшегося над чем-то, что Габриель выпустил. Тот подождал, пока Иеронимо уймётся, и продолжил: – Он пишет, что его дружба с нами крепка, и советует не бояться того, что каждый порт в христианском мире кишит сейчас лазутчиками и наёмными убийцами, жаждущими получить награду за наши головы, которую объявил Лотар фон Хакльгебер.

Несколько слушателей обеспокоенно поглядели на Ла-Валетту, проверяя, можно ли достать их оттуда из ружья или даже из пушки.

– Он хочет нас застращать, – фыркнул Евгений.

– Простая формальность, – вставил Джек. – Как это зовётся?..

– Вступление, – подсказал Мойше. Габриель продолжал:

– Он пишет, что получил с быстроходным судном известия от паши, и знает, что всё прошло в точности по плану.

– В точности?! – с лёгкой тревогой переспросил Мойше, изучая лицо аль-Гураба. Раис спокойно выдержал его взгляд и пожал плечами.

– Соответственно он не видит причин отступать от плана. Как условлено, он одолжит нам четыре дюжины гребцов, чтобы мы не отстали от флота по пути в Александрию. Припасы доставят через несколько часов. Тем временем с яхты пришлют шлюпку за раисом и старшим янычаром, дабы те выбрали гребцов.

Тут все заговорили разом, и прошло некоторое время, прежде чем отдельные разговоры удалось соединить в один. Мойше добился этого, ударив в барабан. Все смолкли – звук, которому каждый из них привык подчиняться, напомнил, что они по-прежнему числятся невольниками в конторских книгах алжирского казначейства.

Мойше:

– Если Инвестор не узнает про тринадцать до Каира, то потребует объяснить, почему мы не сказали сразу! – (укоризненно глядя на раиса). – Он поймёт, что мы собирались его надуть, а потом струхнули.

Ван Крюйк:

– Какая нам печаль, что этот паскудник будет о нас думать? Мы не собираемся впредь вести с ним дела.

Вреж:

– Это недальновидно. Власть Франции в Египте – и особенно в Александрии – очень сильна. Он может крупно нам навредить.

Джек:

– Кто сказал, что он вообще узнает про тринадцать?

Иеронимо злорадно рассмеялся.

– Началось!

Мойше:

– Джек, он рассчитывает получить свою долю серебряными чушками. У нас их нет!

Джек:

– А зачем отдавать ему хоть что-нибудь?

Ван Крюйк, с мрачным весельем:

– Продолжая скрывать то, что раис скрывал до сих пор, мы сговариваемся нагреть Инвестора на двенадцать тринадцатых его законной доли. Так чего щепетильничать из-за оставшейся тринадцатой части?

Мойше:

– Согласен, что Инвестора надо дурить во всём либо ни в чём. Однако я за открытость. Если просто следовать плану и отдать Инвестору сколько причитается, мы будем свободны и при деньгах.

Иеронимо:

– Если он не решит нагреть нас.

Мойше:

– Но сегодня это не более вероятно, чем было прежде!

Джек:

– По-моему, это всегда было очень вероятно.

Евгений: