Смешенье

– Мы не можем рассказать Инвестору про тринадцать здесь и сейчас. Он объявит, что прежде мы молчали с целью его надуть, и под этим предлогом захватит галиот.

Ван Крюйк:

– Евгений зрит в корень.

Джек:

– Евгений видит Инвестора насквозь.

Мойше обхватил голову руками и принялся тереть голые места там, где прежде росли пейсы. У Врежа Исфахняна было такое лицо, будто его укачало. Иеронимо вернулся к мрачным предсказаниям, которых никто не слушал. Наконец Даппа сказал:

– Нигде в мире мы не будем так уязвимы, как здесь и сейчас. Самое неудачное время открывать тайну.

Все молча с ним согласились.

– Ладно, – постановил Мойше. – Скажем ему в Египте и будем надеяться, что он на радостях от нечаянно привалившего богатства простит нам прежний обман. – Он помолчал и вздохнул. – Ещё вопрос: зачем ему раис и старший янычар, чтобы забрать гребцов?

– Так принято, – отвечал раис. – Странно было бы, если бы он поступил иначе[20].

– Помните, что мы имеем дело с французским герцогом, а он будет во всём держаться правил, – добавил Вреж.

– Только один из нас может сойти за янычара, – сказал Джек. – Дайте мне тюрбан и остальное.

– Даже если герцог посмотрит мне прямо в лицо, он вряд ли меня узнает, – сказал Джек. – В его доме моё лицо было почти всё время закрыто – иначе бы он не принял меня за короля Луя. Я убрал шарф от лица в последнее мгновение.

– Но если в твоём рассказе есть хоть капля правды, – возразил Даппа, – таких драматических мгновений не видывали в театре…

– К чему ты клонишь?

– За этот миг твоё лицо навсегда запечатлелось в памяти герцога.

– Надеюсь, что да!

– Джек, Джек, – мягко возразил Мойше, – ты должен надеяться, что нет.

Только Мойше, Даппа и Вреж знали, что Инвестор последние несколько лет прочёсывает все бухточки и рифы Средиземного моря в поисках человека, которого мусульмане называют Али Зайбак. Мойше и Даппа отправились вслед за Джеком к мешку с одеждой, изводясь и ломая руки. Вреж был совершенно спокоен.

– Тогда Джек был длинноволосый, заросший щетиной и куда плотнее. Теперь его лицо и голова выбриты, а сам он исхудал и загорел дочерна. Думаю, его вряд ли узнают – если он не станет снимать штаны.

– За каким дьяволом мне их снимать? – огрызнулся Джек.

Подошла шлюпка. Джек и раис спустились в неё. Даппа отправился с ними в качестве переводчика – все решили, что Джеку не стоит обнаруживать знание языка французских бродяг. Шлюпка доставила их вовсе не на «Метеор», но в ту часть гавани, где у длинного каменного пирса стояло не менее десятка французских боевых галер. Два босоногих французских моряка привязали шлюпку к концу пирса. Шёл отлив, так что аль-Гурабу, Джеку и Даппе пришлось выбираться на раскалённый пирс по веревочной лестнице. Здесь их встретил тот же молодой офицер, что утром доставил письмо, – горбоносый, с неправильным прикусом. Он небрежно поклонился. Адъютант представил их офицеру и назвал его имя: Пьер де Жонзак.

– Передай мсье де Жонзаку, что у него невероятно маленькие ноздри, – сказал Джек на самом вульгарном сабире, какой только мог изобразить. – Должно быть, это помогает ему в общении с господином.

– Ага янычар приветствует тебя как воин воина, – неопределённо перевёл Даппа.

– Вырази ему мою радость по поводу того, что он самолично взял на себя ответственность за доставку нас и нашего груза в Каир, – сказал раис.

Даппа перевёл. Лицо Пьера де Жонзака напряглось. Зрачки расширились, а ноздри в то же время сузились, как если бы их связывала верёвочка.

– Он слабо понимает и сильно злится, – уголком рта проговорил Даппа.

– Если мы не выберем хороших гребцов, то отстанем от конвоя. Голландским или калабрийским пиратам достанется груз… – начал турок.

– …о природе которого мы знать не знаем, – подхватил Джек.

– …но которым герцог почему-то очень дорожит, – закончил Даппа, догадываясь, к чему клонит раис. Когда он перевел это на французский, Пьер де Жонзак сморгнул. На мгновение лицо у него стало такое, как будто сейчас он прикажет их выпороть.

Тем не менее офицер повернулся на каблуках и повёл их вдоль пирса. Корпуса французских галер – низкие, как шлёпанцы, и узкие, как ножи, – были не видны с пирса, но на каждой, помимо двух мачт, имелись высокие бак и ют, чтобы поднять пушки и вооружённую команду как можно выше над неприятелем. Надстройки эти, украшенные, позолоченные и расписанные в лучшем барочном духе, словно висели в воздухе, покачиваясь на волнах. Зрелище казалось на удивление мирным, пока все не подошли вместе с де Жонзаком к краю пирса и не заглянули в одну из галер: зловонную канаву, заполненную сотней голых людей, скованных по пятеро за щиколотки и запястья. Многие дремали, но как только наверху показались лица, не спящие принялись выкрикивать оскорбления и разбудили остальных. Теперь кричали все:

– Эй, чурек! Спускайся и садись на моё место!

– У тебя классная задница, черномазый! Нагнись-ка и покажи её нам как следует!

– Куда изволите сегодня грести?

– Возьмите меня! Мои соседи храпят!

– Возьмите его! Он слишком много молится!