Смешенье

С противоположной стороны раскинулась сама Манила. Она лежала на полуострове, образованном с одной стороны заливом, с двух других – реками, Пасигом и его притоком, впадающим неподалёку от устья. Испанцы обнесли полуостров длинной стеной с люнетами и бастионами для защиты от голландцев, китайцев и туземных племён. В устье Пасига возвышался форт; из его пушек простреливались река, залив и неспокойные барангаи – территории этнических общин – за рекой.

Отсюда – как, впрочем, и отовсюду – Манила не выглядела сказочно богатым городом. Выстрой её испанцы в другом месте, церковные шпили и сторожевые башни возносились бы к облакам. Однако здесь даже роскошные здания сиротливо жались к земле; по горькому опыту было известно, что всё выше двух этажей и сложенное из камня рухнет от землетрясения раньше, чем высохнет цемент. Так что Джеку, глядевшему с «Минервы», представало нечто низкое, тёмное и тяжёлое, затянутое дымкой. Лишь высокие кокосовые пальмы вдоль берега отчасти скрашивали вид.

Такая погода обычно заканчивалась бодрящим грозовым ливнем. Все на «Минерве» отлично об этом знали: Манила служила им портом базирования последние три года с первого рейса из Малабара; к тому же команда наполовину состояла из местных уроженцев. Знали они и то, что бухта не защищает от северных ветров; такой большой корабль, как «Минерва», застигнутый штормовым нордом между Манилой и Кавите, может налететь на мель, где тагалы на долблёнках и китайско-филиппинские метисы на джонках разграбят его без всяких помех. Посему вместо того, чтобы ликовать и горланить, что было бы естественно после невероятного путешествия в Японию и обратно, матросы хранили торжественную серьёзность, словно монахи во время воскресного богослужения, и сердито шикали на тех, кто повышал голос. Малабарцы замерли на вантах, как пауки в паутине; полуприкрыв глаза и полуоткрыв рот, они напряжённо ловили каждое движение воздуха.

Небо и воздух лучились равномерной белизной; невозможно было даже примерно сказать, в какой стороне солнце. По склянкам, которыми на корабле отмеряли время, до заката оставался примерно час. Весь залив притих и замер, как команда «Минервы». Единственный шум доносился с верфи за мрачным арсеналом Кавите. Там пять сотен невольников-филиппинцев под бичами испанских надсмотрщиков строили величайший корабль, какой Джек видел в жизни. Учитывая, в скольких местах ему случилось побывать, это практически означало величайший корабль мира с тех пор, как Ноев ковчег выбросили на вершину горы Арарат и разобрали на дрова.

На берегу пирамидами громоздились очищенные от коры исполинские стволы, которые те же филиппинцы (или их товарищи по несчастью) срубили в кишащих нетопырями джунглях у Лагуны-де-Бай (большого озера к юго-востоку от Манилы) и сплавили по реке Пасиг. Некоторые рабочие разделывали их на брусья и доски. Однако строительство близилось к завершению, и потребность в крупных деталях корабельного набора была уже не та, как несколько месяцев назад, когда киль и каркас застывшими пальцами торчали в небо. По большей части филиппинцы занимались более мелкой работой: плели тросы (как известно, манильская пенька – лучшая в мире), смолили швы и украшали резьбой каюты, в которых самым богатым купцам Южных морей предстояло прожить значительную часть года или утонуть неделю спустя, в зависимости от того, как повернётся удача.

– Если глаза меня не обманывают, ты наконец сменял свой басурманский тесак на стоящее оружие, – сказал Даниель Шафто, разглядывая катану и вакидзаси Габриеля Гото за поясом у отца.

– Пытаюсь к ним приноровиться, – отвечал Джек, – но пока никак. Я привык фехтовать одной рукой, и поздно мне переучиваться. Я ношу их из уважения к господину Гото, но когда снова окажусь в таком месте, где на меня могут напасть, со мною будет янычарская сабля.

– Дело не такое уж хитрое, – объявил Джимми, выходя вперёд. – К Акапулько ты у нас будешь рубиться катаной, как самурай.

Он похлопал по рукояти японского меча. Только сейчас Джек заметил такое же вооружение у Дэнни.

– Расширяли своё образование?

– Манила лучше любого университета, – заявил Дэнни, – если не попадаться треклятой испанской инквизиции.

– Судя по тому, что Мойше жив и при ногтях, в этом вы преуспели.

– Мы своё дело сделали, – с жаром отвечал Джимми. – Мы жили на краю барангая японских христиан, где всё чинно…

– Даже чересчур, – вставил Дэнни.

– …а сразу за плетнём – китайско-филиппинский посёлок, где царит постоянная смута. Всякий раз, когда появлялись инквизиторы, мы уходили туда и ждали, пока Мойше не уладит дело.

– Вот уж не думал, что Мойше имеет такое влияние на сынов Торквемады, – заметил Джек.

– Мойше намекнул нескольким испанцам, что́ мы затеваем, – сказал Дэнни, – и эти испанцы сразу стали нашими друзьями.

– Стоило Мойше сказать слово, как они брали псов-инквизиторов на короткий поводок, – весело сообщил Джимми.

– Интересно, во сколько встанет нам их дружба, – проговорил Джек.