Смешенье

Последние слова Даппа зачитал медленно, и все разом заёрзали, поворачиваясь к ошарашенному Джеку. Даппа, видя, что его уже почти не слушают, скороговоркой прочёл последний кусок:

– «Льщусь мыслью, что сие предложение покажется вам заманчивым, сознавая притом, что ваши партнёры не все оценят его так же. Им я сказала бы, что, если в один прекрасный день Британия окажется владением вышеупомянутой Дамы, первым в любви и преданности к ней клочком британской почвы станет Йглм, и тот же клочок почвы, на котором стоит замок, станет последним оплотом её знамени, если со всех сторон хлынут легионы папистов. Пусть мечется Лондон между вигами и тори, якобитами и ганноверцами, неколебимая скала Йглма не дрогнет в своей верности, и безопаснейшей гавани “Минерва” не обретёт во всём мире». Что она несёт?

Вреж сказал:

– Если верны последние новости, полученные нами из Лондона, королева Анна никогда не родит наследника, а значит, следующей королевой Англии будет наша совладелица, курфюрстина София Ганноверская, которая, надо понимать, покровительствует Джековой Элизе.

Ван Крюйк сказал:

– Гавань у подножия её замка, возможно, и безопасна. Путь туда – нет. Мы просто не сможем в неё попасть.

– Элиза… простите, герцогиня… пишет об этом в следующем абзаце, вот здесь, – отвечал Даппа. – Она советует нам зайти в Дерри, который называет Лондондерри, на север Ирландии, и взять там лоцмана по имени Джеймс Хх. Он проведёт нас в гавань под Йглмским замком.

– Как капитан я не вижу причин отправляться туда, если есть безопасные и хорошо известные гавани в Лондоне и Амстердаме, – сказал ван Крюйк. – Однако как пайщик я обязан провести обсуждение.

– У Софии пай больше, чем у нас всех, и Элиза вроде бы пишет от её имени, – произнёс Джек.

– Однако она нигде не высказывает этого прямо. Мы не узнаем, чего хочет София, пока не получим письма с ганноверским гербом, – заметил Вреж.

– Ты голосуешь за Лондон? – спросил Даппа.

Вреж пожал плечами:

– Так мы окажемся у самого Монетного двора в Тауэре. Что может быть лучше? А за что голосуешь ты?

Взгляд Даппы на мгновение устремился к его каюте:

– Я голосую за Йглм.

– Ты голосуешь как пайщик или как хроникёр работорговли? – спросил ван Крюйк.

Пока «Минерва» двигалась вдоль побережья Бразилии, Даппа кропотливо собирал и записывал рассказы чёрных невольников. Он не скрывал, что намерен их опубликовать.

– Верно, я думаю, что Элиза – по словам Джека, сама бывшая рабыня и ярая ненавистница рабства – согласится стать патронессой книги и помочь с её изданием, – признал Даппа. – Но я вижу и другие доводы в пользу Йглма. Чтобы попасть в Лондон или Амстердам, придётся идти Ла-Маншем практически под пушками Сен-Мало, Дюнкерка и других французских каперских портов. Это было бы неразумно, даже если бы Франция не воевала сейчас с Англией.

– Мы можем обогнуть Британские острова с севера, – проговорил Вреж, – и пройти Северным морем, где безраздельно господствуют Англия и Голландия.

– Но если мы отправимся этим путём, то Йглм – ближе.

– Я склоняюсь к твоему мнению, – объявил Вреж после недолгого раздумья.

– Не нравится мне это, – сказал ван Крюйк.

Йглм Август 1702

Мореходы возвращались с наживой, и не кораблями, а целыми флотами, гружёнными серебром; они уходили в плаванье нищими, а возвращались джентльменами. Более того, сокровища, привезённые ими на родину, обогащали не только их самих, но и всю нацию.

Даниель Дефо, «План английской торговли»

Через два месяца, когда «Минерва» затерялась в густом тумане у Внешнего Йглма, из её трюма донёсся грохот, и она перестала двигаться.

Ван Крюйк выхватил саблю и отправился искать лоцмана, который в конце концов обнаружился на носу корабля. Он стоял на бушприте.

– Добро пожаловать на Йглм, – объявил Джеймс Хх. – Вы сидите на подводной скале, которую мы зовём Молот Голландцев.

И спрыгнул за борт.

К ван Крюйку уже присоединились несколько человек с пистолетами; все они устремились на нос, чтобы выстрелить в Хха. Однако в ледяной воде (которая так и так скоро бы его убила) они лоцмана не увидели. В тумане, словно бледный оттиск разведённой краской, угадывался силуэт уходящего на вёслах баркаса. С него подали сигнал выстрелом из фальконета; когда отзвучало эхо от Трёх Схр, команда «Минервы» различила далёкие крики людей на других кораблях – и даже целой эскадре. Все они говорили на французском, за исключением одного или двух, которые кричали в рупор: «Приветствуем на родине, Дже-е-ек!»

Экипаж «Минервы» застыл. Не то чтобы они пытались затаиться – куда уж теперь. То была церемониальная тишина, как на похоронах. В голове у каждого офицера события последних нескольких месяцев перетряхивались и складывались в новую картину тщательно продуманной французской западни.