Смешенье

Ещё неделю шли вдоль берега, засаженного плантациями какао и ванили. 28 мая впервые с отплытия из Манилы увидели город — россыпь лачуг, которую встающие позади зелёные горы грозили спихнуть в море. Судя по крутизне склонов, бухта была глубокая — и впрямь, большие корабли швартовались прямо к деревьям на берегу! Впрочем, вход в неё был извилист: тартана, вышедшая навстречу «Минерве», несколько раз поворачивала свои три латинских паруса, прежде чем оказалась в открытом море. Она несла две шестифунтовые пушки и несколько фальконетов, то есть по сравнению с «Минервой» была практически безоружна. Однако пёстрые резные украшения и неимоверной геральдической сложности штандарт указывали, что она принадлежит какой-то важной особе; по словам Елизаветы де Обрегон, кастеляну, высшему должностному лицу Акапулько. Тартана забрала спасённых с галеона пассажиров, «Минерва» получила указание не заходить в бухту, а пройти ещё несколько миль до Пуэрто-Маркеса.

Ван Крюйк о нём слышал. В Пуэрто-Маркес приходили из Перу корабли с серебряными чушками и другим контрабандным товаром, который не пристало разгружать под окнами замка в Акапулько. Так что они без сожалений миновали город, состоящий исключительно из лачуг и монастырей, и через несколько часов бросили якорь в Пуэрто-Маркесе. Он выглядел ещё более жалко — не столько порт, сколько становище бродяг, чернокожих, мулатов и метисов.

Мойше отправился с первой шлюпкой, бросился ничком на берег и поцеловал песок.

— Господь свидетель, я больше никогда не ступлю ногой на корабль!

— Если ты это Богу, то почему на сабире? — крикнул Джек с юта «Минервы».

— Бог далеко, — объяснил Мойше, — и ловить меня на слове придётся людям.

Позже Даппа сошёл на берег и потолковал с тамошними неграми. Человек пять были с той же реки, что и он, и говорили на похожем языке. Всех их захватили и продали в Бони другие африканцы, а оттуда, заклеймив тавром Королевской Африканской компании, английским кораблём доставили на Ямайку.

Другими словами, все они были из той части Африки, уроженцы которой известны ленью и непокорным нравом, к тому же в дороге приобрели дополнительные изъяны: конъюнктивит, седину, дистрофию, нарывы или заразного вида кожные воспаления. Плантаторы отказались брать порченый товар даже бесплатно. Капитан-англичанин не собирался везти чёрных невольников назад в Африку и бросил их в Кингстоне, надеясь, что сами подохнут. Место, надо сказать, он выбрал правильное, ибо Кингстон, наверное, самый грязный город на планете. По большей части невольники не заставили себя уговаривать и честно померли. Однако пятеро собеседников Даппы, каждый своим путём, выбрались из города и пристали к шайкам беглых рабов и туземцев, которые кочевали по Ямайке, воруя кур и бегая от облав.

Их компанию занесло на необжитой участок побережья в западной части острова, где, по слухам, можно было прокормиться рыбной ловлей. Примерно через год судьба свела их с английскими искателями приключений, прибывшими на бриге с запада, то есть со стороны Новой Испании. Англичане — судя по описанию, неудачливые буканьеры — отыскали проход в барьерном рифе, доселе закрывавшем доступ к некоему участку Москитового берега, в семистах милях к западу от Ямайки. Теперь они собирались в Кингстон за порохом, пулями, свиньями и тому подобным, чтобы вернуться и основать поселение.

Здесь рассказчик — лысый седобородый негр по имени Амбо, — не входя в подробности, как и о чём они договорились с англичанами, сказал просто, что человек десять из их шайки решили присоединиться к буканьерам и основать деревушку в месте под названием Холовер-крик, неподалёку от устья реки Белиз. Однако местность была нездоровая, англичане пили по-чёрному и вели себя с каждым днём всё безобразнее. Те африканцы, которых болезни и ураганы не выкосили в первые же месяцы, двинулись в край заросших джунглями пирамид (здесь выпущено длинное и неправдоподобное эпическое повествование). В своих скитаниях они ненароком вышли через Тегуантепекский перешеек (по крайней мере так заключил изучавший карты Джек) к Тихоокеанскому побережью и со временем осели в Пуэрто-Маркесе.

В Акапулько, объяснил Амбо, настолько жарко, тесно и голодно, что большую часть года там мыкаются лишь солдаты гарнизона, отчаянные миссионеры и тому подобная публика — индейцы, метисы, забракованные рабы. Только к прибытию манильского галеона или морского каравана из Лимы белые люди спускаются с гор, выгоняют из домов поселившихся там бродяг и превращают Акапулько в некое подобие города. Так произошло неделю назад, потому-то на пляже в Пуэрто-Маркесе ночует столько бездомных; однако уже стало известно, что пришедший корабль — не манильский галеон, и разочарованные купцы гуртом потянулись из города, бросив пустые дома, куда вскорости и переберутся бродяги.