Смешная девчонка

Старичок с надеждой заглянул ей в глаза и улыбнулся. Софи поблагодарила и тоже улыбнулась. От нее, безусловно, ждали большего, но ей ничего не приходило на ум, и это промедление, отсутствие встречной похвалы и уважения к многолетним заслугам еще раз ударило по самолюбию супругов, еще раз заставило их взяться за руки.

– Представьте, мы до сих пор выступаем, – сообщила Дульси.

– И до сих пор вместе, – подхватил Альфред.

– Видим, видим, – сказал Клайв. – Чудо.

Он обвел взглядом остальных, желая убедиться, что те, как и он сам, уже лезут на стенку. Долголетие – и супружеское, и актерское – было для всех суровым назиданием.

– К делу, – скомандовал Деннис.

Они прочли сценарий по ролям – и текст, будто прочистив горло, заиграл новыми, яркими интонациями, несмотря на лишенный нюансов и мелодичности зычный рев Альфреда. Дульси оказалась на удивление хороша. Она играла настолько умно и тонко, что Билл и Тони тут же дописали для нее пару новых реплик.

И что произошло: Барбара и Джим вдруг стали центром мироздания, где не было ничего важнее их брака; все прочее отодвинулось на второй план. Клайв сделался умным, добрым и надежным; Софи, как бывает с женщиной, которая любима, излучала уверенность и защищенность. Деннис упивался этой компанией, Тони – простотой и естественностью зрелища, Дульси с Альфредом – молодостью и устремлениями остальных. Мир исполнился такой радости, что Тони даже стал опасаться, уж не опустились ли они с Биллом до дешевых сантиментов, но их герои сталкивались с естественными трудностями, разговаривали естественными фразами – сентиментальностью здесь и не пахло. Дело было в сценическом воплощении: оно заставляло с нетерпением ожидать следующей недели, следующего эпизода, следующего сезона – оно само по себе давало надежду и героям, и всем, кто отождествлял себя с ними. Тони решил отныне всегда работать в формате получасовой комедии. Здесь таился ключ к здоровью, благополучию и счастью.

– Теперь будем каждый сезон снимать эпизод годовщины, – сказал Деннис.

– Как минимум пятьдесят лет, – подхватила Софи.

Дульси с Альфредом печально улыбнулись.

– Ой, – спохватилась Софи. – Простите.

– В любом случае Барбара и Джим вряд ли будут ежегодно сидеть в одном и том же ресторане, рядом с одной и той же парой, – сказал Клайв.

Когда прошла запись, они усадили в такси Дульси с Альфредом, а сами устроились в «Клубе Би‑би‑си», где выпили вина и поболтали о старости.

– Жалкое зрелище, правда? – сказал Клайв.

– А чем еще им себя занимать? – спросила Софи.

– Решать кроссворды. Выращивать цветы. Складывать пазлы. Да что угодно – только не выходить на сцену.

– И то верно, – согласился Деннис. – Люди одной ногой на кладбище. Пусть бы смирились, что их время ушло.

– Я вижу в ней себя, – призналась Софи. – Меня будут гнать в дверь, а я полезу в окно.

– Гнать точно будут, – подтвердил Клайв. – Судьба наша такая.

11

За неделю до начала работы над вторым сезоном к Деннису в столовой подошел Барри Баннистер, режиссер передачи «Покуривая трубку». Деннис, который терпеть не мог «Покуривая трубку», тем не менее смотрел эту программу каждый вечер. Там бородатые мужчины в очках (но уже без трубок: трубки недавно запретили, чтобы не осложнять жизнь оператору) с невыносимой самоуверенностью разглагольствовали о Боге и ядерной бомбе, о театре и классической музыке. Деннис тоже ходил с бородой и в очках, да к тому же курил трубку, но не уподоблялся пустобрехам Баннистера. В сетке вещания передача «Покуривая трубку» стояла последней и заканчивалась в 23:20; Деннис даже задумывался, не специально ли Би‑би‑си нагоняет на зрителей скуку – чтобы навеять трудящимся Британии здоровый сон.

– Знаешь Вернона Уитфилда? – спросил Баннистер.

Деннис прыгнул в ближайшую кроличью нору, которая вела в целый лабиринт смежных туннелей. От каждого отходили камеры унижений и боли: письма, заложенные в книги, холодные постели, обманы, слезы, а под конец – длинный стих о разлуке, который рыдающая Эдит продекламировала голышом, никак не объяснив ни стих, ни свою наготу. Секунды тикали, а Деннис лишь безучастно улыбался Баннистеру. После ухода Эдит такое случалось с ним нередко. В магазинах, в пабах, на рабочих совещаниях он, бывало, с минуту молчал, как потерянный. А придя в себя, зачастую обнаруживал, что о нем успели забыть. Разговоры шли своим чередом, продавцы обслуживали других покупателей. С одной стороны, он твердил себе, что рад окончанию своего брака, а с другой – так и не сумел приспособиться к этому потрясению и безмерной усталости.

– Алло! – окликнул его Баннистер. – Проверка связи.

– Извини, – сказал Деннис. – Не выспался.

– Вернона Уитфилда, говорю, знаешь?

– Понаслышке. А так не знаю.

– Короче: после возобновления твоего ситкома он собирается прийти к нам на «Трубку» с разгромным отзывом.

– Ему что, вожжа под хвост попала?

– Ничего личного, – сказал Баннистер, и Деннис едва удержался, чтобы не выложить ему факты обратного свойства. – Просто он считает, что Би‑би‑си не должна опускаться до уровня глупых комедий о необразованных женщинах. Это его слова, а не мои.