Смешная девчонка

Мужчина с бородой и в очках, Роберт Митчелл, ведущий ток-шоу «Покуривая трубку», сотрудничал с периодическими изданиями и выступал по «Третьей программе». Сейчас он беседовал с двумя участниками передачи о смерти поэзии.

– Все нормально, – зашептал Барри. – Они закругляются. Через считаные секунды он обратится к вам. Не тормозите. И помните: у нас прямой эфир, так что старайтесь формулировать мысли с первой попытки, ладно?

Они прошли вслед за ним через просвет в огромном занавесе.

– Напрасно ты спутался с Эдит, – шепнул Деннис, и они с Уитфилдом ступили в ослепительное море света, чтобы занять свои кресла.

– Добрый вечер, – громогласно произнес Уитфилд, не дав Роберту Митчеллу закончить фразу и не дождавшись, пока подъедет камера.

По лицу Митчелла пробежала едва заметная тень раздражения; Уитфилд заморгал и покрылся обильной испариной. Он слишком тепло оделся: сорочка с галстуком, шерстяной джемпер и пиджак; Деннис вдруг понял (и даже немного расстроился), что на телевидении его оппонент проиграет всухую.

Уитфилд принялся клеймить развлекательные передачи за низкий интеллектуальный уровень – эта риторика «Третьей программы» навязла у Денниса в зубах. Однако критик больше не моргал, а таращился перед собой, широко раскрыв глаза; белая сорочка мало-помалу становилась прозрачной от пота.

– Хотелось бы узнать, – осторожно начал Деннис, – существует ли иная точка зрения на интеллектуальность.

Уитфилд снисходительно улыбнулся.

– В наше время, конечно, существует, – сказал он. – Я убежден, что приверженцы комедийного жанра нашли способ раздвинуть границы, чтобы включить себя в число интеллектуалов.

– То есть вы утверждаете, что комедия не может быть интеллектуальной?

– В редких случаях может. Например, сатирические передачи последних лет сделаны очень умело.

– Но ведь их авторы и исполнители – выпускники Кембриджа, – заметил Деннис.

– Вот именно, – подтвердил Уитфилд. – Мыслящие ребята.

– А как же Шекспир? – удивился Деннис. – «Много шума из ничего», «Конец – делу венец» и так далее?

– Я вас понял, – сказал Уитфилд. – «Джим и Барбара» – это все равно что Шекспир? Великолепно.

– Шекспир не гнушался веселить простой народ.

– «Простой народ» – последнее прибежище негодяя{44}, – объявил Уитфилд.

– И все же: в чем разница?

– «Много шума из ничего», – проговорил Вернон Уитфилд со злорадством хитреца, заманившего противника в смертельный капкан, – уходит корнями в итальянское Возрождение.

– А «Барбара (и Джим)» уходит корнями в золотой век радиокомедий Би‑би‑си.

– Даже не считаю нужным комментировать: видимо, это потуги на юмор, – сказал Уитфилд.

– Я просто отметил, что все имеет свои корни, – объяснил Деннис.

– Но не в итальянском Возрождении, – заявил Уитфилд.

– Пожалуй, – согласился Деннис. – Однако почти вся порнография тоже уходит корнями в итальянское Возрождение.

Он понятия не имел, так ли это на самом деле, но прозвучало неплохо, а это уже было кое-что. Во всяком случае, Уитфилд опять усиленно заморгал и, обливаясь потом, продолжил:

– Ко всему прочему, «Много шума из ничего» отличает блистательный шекспировский язык.

– Вот тут вы меня положили на обе лопатки, – сказал Деннис. – Прочтите нам что-нибудь, а мы послушаем.

Уитфилд в панике выпучил глаза, как подстреленный фашист из фильма про войну. Деннис вежливо улыбался. Молчание затягивалось.

– Рискну предположить, что зрителей веселил не блистательный шекспировский язык: их подкупало отточенное мастерство драматурга, – нарушил паузу Деннис. – Шекспировские пьесы чрезвычайно умело выстроены. Именно в эту сторону и направлен интеллект моих сценаристов. В сторону композиции, создания характеров, а также…

– «К чему вздыхать, красотки, вам? – неожиданно вспомнил Вернон Уитфилд. – Мужчины – род коварный»!

– Дивная песенка, – сказал Деннис. – Не зря же его называли Бардом, правда?

Роберт Митчелл хохотнул.

– То есть «неверный»!{45} – спохватился Уитфилд. – А не «коварный».

– Это еще лучше, – похвалил Деннис.

– Просто не самая показательная цитата, – признал Вернон Уитфилд.

– Давайте продолжим, – сказал Роберт Митчелл, встревоженный гнетущими паузами и потливостью Уитфилда.

Деннис понял, что бой окончен.

– По-моему, вы бы комфортно чувствовали себя в аналогичном ток-шоу четыре с лишним столетия тому назад, – сказал Деннис, – бичуя дебилов, которые веселятся на представлениях Шекспира.

– На телевидении? – фыркнул Уитфилд.

Деннис закатил глаза, и Уитфилд побагровел от злости:

– Нечего тут глазки закатывать!

– Вот что меня тревожит, – заговорил Деннис. – Вернон Уитфилд и ему подобные терпеть не могут, когда людям весело. По сути, они и людей терпеть не могут. Еще чуть-чуть – и Вернон Уитфилд начнет воспевать евгенику.

– Я бы попросил! – возмутился Уитфилд.

Роберт Митчелл отнюдь не сыграл на руку Уитфилду, когда протянул ему стакан воды, как старушке, разомлевшей под жарким солнцем.

– Ваша речь звучит рассудительно, умно и так далее, но вы только что описали зрителей «Барбары (и Джима)» как стаю хохочущих гиен.