Смешная девчонка

– Но она – твоя мама! – обратилась Сандра к Софи.

– Мне ли не знать? – помрачнела Софи. – Ужасная несправедливость, верно?

На этом Сандра успокоилась, кризисную ситуацию удалось предотвратить. И все благодаря Софи. До чего же она сообразительна, подумал Деннис. А какая добрая. От этих мыслей на него накатило знакомое уныние.

В тот вечер Софи позвонила отцу, но он, вопреки всем ожиданиям, встретил ее сообщение в штыки.

– Мой папа советует нам отказаться от посещения, – сказала она всем остальным на следующий день.

– Твой папа мне не указ, – взвился Билл. – Вы как хотите, а я поеду.

– Я тоже, – подхватил Тони.

– Вот и отлично, – поддел Клайв. – Гарольд спит и видит, как бы сфотографироваться со сценаристами.

– Очень смешно, – сказал Билл.

– Можно узнать, какие возражения у твоего отца? – спросил Деннис.

– Он считает, что страну довели до ручки, – объяснила Софи, – а потому нам не следует поддерживать Гарольда.

– И где эта ручка? – спросил Билл. – На каких дверях?

– То есть тебя интересует, что именно тревожит моего отца?

– По-моему, об этом он и спрашивает – как всегда, с претензией и апломбом, – вмешался Клайв.

– Его тревожит платежный баланс, – ответила Софи.

– И нас тоже, – сказал Клайв. – Но я уверен, что нация все еще может позволить себе чай с печеньем.

– И еще его тревожит засилье цветных.

– В Блэкпуле они ему очень мешают? – спросил Билл.

– Один черный на прошлой неделе свистнул мне вслед, – заявила Сандра. – Мойщик окон.

– Ужас какой, – сказал Билл. – Срочно выслать его из страны. Белый человек никогда бы такого себе не позволил, за всю историю мытья окон.

– Мне белый человек не свистнул ни разу, – подчеркнула Сандра.

Наступило уважительное молчание.

– И еще он считает, что Гарольд не оказал должной поддержки Смиту из Родезии.

– Так бы и говорила, – бросил Билл. – Это многое объясняет.

– Правда? – с надеждой спросила Софи.

– Конечно. Твой старик подпевает империалистам. Готов поспорить, он читает гнусную «Дейли экспресс».

– Как ты угадал?

– Это – твои убеждения? – спросил Билл. – Или твоего папы?

– Сама не знаю, – ответила Софи. – Я как-то не задумывалась.

– Не задумывалась о собственных убеждениях?

– Да, в самом деле смешно, когда вопрос так ставится.

– Ты же умная девочка, – сказал Клайв. – Зачем повторять эти ядовитые бредни?

– Ты считаешь, это бредни? – спросила Софи. – Ядовитые?

– Конечно, – подтвердил Клайв.

– Все так считают, – добавил Билл.

Софи обвела глазами стол. Никто не запротестовал, и только Сандра начала рыться в сумочке, ища пастилки от кашля.

– Ничего себе, – сказала Софи. – А я и не знала.

На ликвидацию пробелов ушел месяц. Софи слушала «Есть вопросы?» и беседовала с каждым, кто проявлял хоть малейший интерес к событиям международной жизни. По настоянию Билла она стала покупать «Нью стейтсмен» и «Лисенер», заставляя себя читать по три статьи в неделю. Далеко не все было ей по уму, но она поняла одно – Билл прав: такие взгляды, как у ее отца, все окружающие считают ядовитыми бреднями. Сочувствовать Яну Смиту, жаловаться на засилье цветных – это как признаваться, что ты слушаешь «Сколько стоит та собачка на витрине?», а не «Twist and Shout». В конце-то концов, именно это ей и требовалось уяснить. Софи никогда не считала, что те, кого она встречает на работе, внимательно слушает и уважает, во всем правы, но с течением времени основательно запуталась. Сейчас ей стало ясно, что коллегам и друзьям взгляды ее отца видятся пыльными и неприглядными, как завалявшийся на распродаже брючный костюм. Ты можешь не гнаться за модой, но, уж если собираешься и впредь общаться с продвинутой публикой, надо хотя бы понимать, когда над тобой смеются.

В незапамятные времена Билл ревниво отслеживал телевизионные рейтинги. Но после выхода «Новой ванной» ему вдруг захотелось найти одобрение у тех, кого под страхом смертной казни не заставишь смотреть популярные комедийные передачи Би‑би‑си. Ему захотелось снискать уважение людей, которые посещают экспериментальные театры, ставят сатирические программы и отвергают его юморески. Ему захотелось произвести впечатление на умных молодых геев, с которыми он тусовался в арт-клубах, и даже на критиков, которые вначале благоволили к сериалу, однако после первого сезона как в рот воды набрали. В незапамятные времена им с Тони доставалось и одобрение, и уважение, и признание; потом они все это растратили, но особо переживать не стали. В ту пору им нужнее всего была любовь, и чем больше, тем лучше; любовь исходила от необъятной телевизионной аудитории. Теперь они уже наелись любовью до ожирения, и Билл поймал себя на том, что с завистью косится на вечно тощих, бледных соцреалистов и сюрреалистов, экспериментаторов и сатириков. Все дело, как он полагал, упиралось в деньги. Сейчас деньги у него водились, причем в избытке, а помимо этого всегда была возможность заработать еще. Потому-то он и нацелился на нечто совершенно другое.