Читаем Смешно до слез полностью

В чувстве злорадства есть своя прелесть, особенно если выход из дурацкого положения найден не сразу. Но я зря радовалась, Кошеверова никуда не делась. Почему Надежде понадобилась на эту роль именно я, не знаю, наверное, ее писали под меня.

Это крайне редкий случай, когда именно для меня что-то создали, кстати, эта ненормальная с бешеным взором и вопиющей невоспитанностью оказалась права, роль прописана хорошо. Сценаристы – Юлий Дунский и Валерий Фрид, недавно выпустившие «Семь нянек», а потом написавшие много прекрасных сценариев, например, «Старую, старую сказку» или «Служили два товарища». И текст был приемлемый, и режиссер видел, что именно я должна создать в результате, а не просто водил в воздухе рукой: «Сыграйте что-нибудь…»

И при этом полное нежелание играть. Почему? Вовсе не потому, что не люблю дрессированных животных, это можно было бы как-то обойти. И не из вредности. Это яркий пример того, что клубника хороша только под сметаной, но никак не г… ном. И бочку меда можно испортить не только ложкой дегтя, но и г… ном тоже. Сделать для меня роль и все испоганить нелепой попыткой меня в нее загнать.

Кошеверова продолжила атаку на мои позиции, а я продолжила кочевряжиться. И чем больше она давила, тем нелепей и бессмысленней становились мои требования. Например, отдельное купе только в середине вагона!

Подписала ведь, со всеми моими сумасшедшими требованиями подписала договор! Я сдалась, тоже поставив свою подпись. Конечно, немыслимые условия стали достоянием гласности, особенно возмущала всех выделенная мне «Волга», номер в «Европейской» с видом на Русский музей и двойная оплата.

Я потребовала максимально много, максимально и получила, только совсем не того, что требовала. Подписали все, не выполнили и половины. Но дело не в оплате, я давно уже перестала интересоваться деньгами, тратить все равно не на что.

Никакой двойной оплаты не получилось, на студии прекрасно понимали, что Раневская требовать не придет. «Волгу» мне выделили после того, как я заявила, что в меньшей машине у меня зад волочится по асфальту. А с «Европейской» и номером с видом на площадь Искусств получился конфуз.

Номер я выбирала сама, потому придраться было не к кому. Естественно, ко мне вечером заходили ленинградские знакомые, и мы весьма неосторожно рассуждали на темы нынешнего житья-бытья. Нелицеприятные суждения, критика и прочее… И вдруг дирекция едва не со слезами на глазах просит переселиться в другой, не менее шикарный номер. На вопрос «почему?» мнутся, но объясняют: этот с прослушкой, должен приехать какой-то иностранец, очень нужно его послушать…

Через четверть часа я была в другом номере, честно говоря, ожидая вызова в органы по поводу своих рассуждений. Больше всего беспокоилась за тех, кто вместе со мной легко рассуждал на любые опасные темы. Конечно, середина шестидесятых – это не тридцать седьмой год, но все же.

Не знаю, поселили ли в том номере иностранца или это просто была попытка выселить меня саму подальше от чужих ушей, но урок я получила хороший – не все, что выходит окнами на Русский музей или Невский проспект, в действительности столь заманчиво.

Со зверьем оказалось еще сложнее, чем с администрацией гостиницы или подслушивающими органами. Стоило подойти к клетке со львом, как плакать пришлось не от жалости к угнетенному животному, а от… вони. Лев умудрился прямо у нас на виду навалить огромную вонючую кучу, тем самым откровенно продемонстрировав, насколько ему нас… ть на какую-то там народную артистку СССР.

Этот фильм стал последней каплей, на сей раз данное слово близко не подходить к киностудии я выполнила.

Нет, я еще озвучивала фрекен Бокк в «Карлсон возвращается». Очаровательная работа с Ливановым, чьим голосом говорил Карлсон. Домомучительница – это по мне, это мое. А уж соседство у микрофона с Ливановым и вовсе счастье. Мальчишка, лет тридцать – тридцать пять, не больше, но какое чувство роли! Зову Василием Борисовичем для солидности, а самой так и хочется сказать: «Мальчик мой…»

Я всех, кого люблю, зову мальчиками – от Станиславского до… своего обожаемого верного пса. И точно знаю, что Константин Сергеевич не обиделся бы, загляни он хоть разок в глаза моей собаке.

Просто, кроме актерского таланта, поэтического дара, вокального, художественного, математического, наконец, бывает еще талант дружить, быть верным и преданным. Очень редкий талант, между прочим. Вот мой Мальчик обладает им в полной мере, даже в большей, чем я. Он верный, прекрасно умеет дружить и хороший человек, несмотря на то, что собака.

Я знала много хороших людей, умеющих дружить, но, к сожалению, пережила их всех. Вот у Ливанова глаза человека, дружить умеющего. У него даже откровенный бездельник Карлсон получался таким, что хотелось полетать над крышами.

В таком кино я бы с удовольствием поучаствовала еще, но… больше не приглашали.

Хуже кино только телевидение.

Как все-таки у нас заболтали некоторые слова.

«Телевидение несет культуру в массы, преследуя благородную цель просвещения».

Перейти на страницу:

Все книги серии Сокровенные мемуары

Петр Лещенко. Исповедь от первого лица
Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Многие годы имя певца, любимого несколькими поколениями советских (и не только советских) людей, подвергалось очернению, за долгие десятилетия его биография обросла самыми невероятными легендами, слухами и домыслами.Наконец-то время восстановить справедливость пришло!Время из первых уст услышать правдивую историю жизни одного из самых известных русских певцов первой половины ХХ века, патефонной славе которого завидовал сам Шаляпин. Перед нами как наяву предстает неординарный человек с трагической судьбой. Его главной мечте — возвращению на родину — не суждено было сбыться. Но сбылась заветная мечта тысяч поклонников его творчества: накануне 120-летия со дня рождения Петра Лещенко они смогли получить бесценный подарок — правдивую исповедь от первого лица.

Петр Константинович Лещенко

Биографии и Мемуары / Документальное
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает

Эта книга полна неизвестных афоризмов, едких острот и горьких шуток великой актрисы, но кроме того вы увидите здесь совсем другую, непривычную Фаину Раневскую – без вечной «клоунской» маски, без ретуши, без грима. Такой ее знал лишь один человек в мире – ее родная сестра.Разлученные еще в юности (после революции Фаина осталась в России, а Белла с родителями уехала за границу), сестры встретились лишь через 40 лет, когда одинокая овдовевшая Изабелла Фельдман решила вернуться на Родину. И Раневской пришлось задействовать все свои немалые связи (вплоть до всесильной Фурцевой), чтобы сестре-«белоэмигрантке» позволили остаться в СССР. Фаина Георгиевна не только прописала Беллу в своей двухкомнатной квартире, но и преданно заботилась о ней до самой смерти.Не сказать, чтобы сестры жили «душа в душу», слишком уж они были разными, к тому же «парижанка» Белла, абсолютно несовместимая с советской реальностью, порой дико бесила Раневскую, – но сестра была для Фаины Георгиевны единственным по-настоящему близким, родным человеком. Только с Беллой она могла сбросить привычную маску и быть самой собой…

Изабелла Аллен-Фельдман

Биографии и Мемуары
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя

«От отца не отрекаюсь!» – так ответил Василий Сталин на требование Хрущева «осудить культ личности» и «преступления сталинизма». Боевой летчик-истребитель, герой войны, привыкший на фронте смотреть в лицо смерти, Василий Иосифович не струсил, не дрогнул, не «прогнулся» перед новой властью – и заплатил за верность светлой памяти своего отца «тюрьмой и сумой», несправедливым приговором, восемью годами заключения, ссылкой, инвалидностью и безвременной смертью в 40 лет.А поводом для ареста стало его обращение в китайское посольство с информацией об отравлении отца и просьбой о политическом убежище. Вероятно, таким образом эти сенсационные мемуары и оказались в Пекине, где были изданы уже после гибели Василия Сталина.Теперь эта книга наконец возвращается к отечественному читателю.Это – личные дневники «сталинского сокола», принявшего неравный бой за свои идеалы. Это – последняя исповедь любимого сына Вождя, который оказался достоин своего великого отца.

Василий Иосифович Сталин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное