Сметенные ураганом

Муж не жалел на Свету денег, накупил ей кучу шикарных вещей на Рю де ла Пе и в Галерее Лафайет, где они провели целый день. Шереметьеву доставляло видимое удовольствие развалиться в кресле модного салона и, пролистывая журнал, ожидать, когда жена выплывет из примерочной. Повертевшись перед ним, она кивала вопросительно: «Ну как?» Он придирчиво, со знанием дела отбирал платья, костюмы, пальто – а она поражалась, что мужчина может столь тонко чувствовать женскую моду. Юрий умел выбрать оригинальные и безупречно подходящие к наряду аксессуары. В ее шкатулке появилась и стильная бижутерия, и настоящие драгоценности. Одетая с безукоризненным вкусом, Света ощущала себя королевой и то и дело ловила на себе заинтересованные мужские взгляды. Впрочем, не могла не заметить, что и на ее мужа женщины обращают внимание.

Однажды они решили перекусить в уличном кафе на авеню Рузвельта, неподалеку от Елисейских полей. Со стороны столики под тентами прямо на тротуаре смотрелись симпатично, на деле Свете показалось слишком тесно, да еще машины проносились буквально в двух шагах. Почти все места были заняты. Когда они, наконец, уселись и официант принял заказ, Света заметила, как две девушки за соседним столиком пялятся на Юру. Она огляделась, сравнивая мужа с присутствующими, и высказалась:

– Знаешь, Юр, я не ожидала, что среди французов так мало высоких и симпатичных, и эта нарочитая небрежность в одежде… Ты на их фоне смотришься настоящим денди.

– Впервые слышу от тебя что-то похожее на комплимент, – ухмыльнулся он.

– А женщины здесь совсем не так хороши, как их всегда расписывают. Ты заметил, молодые чуть не все поголовно с распущенными патлами, в рваных джинсах и с громадными холщовыми торбами, вроде этих, – покосилась она на соседний столик. – Только дамы постарше похожи на то, что нам показывают в кино. И еще, здесь слишком много негров и арабов.

– Не удивляйся, дорогая, во всем мире так, – пожал плечами Юра. – И везде к ним относятся достаточно лояльно. Это у нас, в стране, семьдесят лет проповедовавшей интернационализм, люди шарахаются от чернокожих. И все-таки, признайся: Париж оправдал твои ожидания?

Света помедлила с ответом.

– Здесь красиво и как-то удивительно спокойно, – наконец сказала она. – Будто никто никуда не спешит, будто только и дел у них, что по магазинам шататься да в кафе сидеть. Им бы наши заботы…

– Забудь, дорогая. – Юра потянулся через столик, накрыл ее ладонь своей и легонько сжал. – У тебя больше нет забот. Наслаждайся жизнью.

Они посвящали свои дни осмотру достопримечательностей, отметились везде, где полагается побывать туристам: Эйфелева башня и Нотр Дам, Дом Инвалидов и Триумфальная Арка, Монмартр и Центр Помпиду. А то просто гуляли, заглядывая в магазины и отдыхая в уличных кафе. У Юры были заказаны билеты в Оперу, где, отдав должное роскоши зала, Света откровенно скучала – зато представление в «Лидо» ей очень понравилось.

Музеи Парижа не вызвали особенного восторга. Лувр показался слишком мрачным по сравнению с блестящим великолепием родного Эрмитажа, и ей вовсе не понравились стеклянные пирамиды в его дворе.

– Кошмар! Представляешь, у нас на Дворцовой такого понастроят?

– Не понастроят, – покачал головой Юра. – Наши более консервативны, чем это принято считать.

Каждый день дарил Свете новое открытие, и она была благодарна мужу. Конечно, по обыкновению, Юра частенько подтрунивал над ней, обвинял в невежестве или в отсутствии чувства прекрасного. Спрашивая ее мнение о какой-нибудь выставке, которую они только что посетили, внимательно выслушивал, а после потешался, уверяя, что она как всегда обратила внимание как раз на то, что внимания не стоит.

Света горячо возражала:

– Я люблю вещи конкретные и картины, на которых можно понять, что нарисовано. А этот Пикассо… А уж Дали! Кстати, ты обратил внимание – у них у всех были русские жены?

– Должно быть, именно русские женщины дарят художникам столь причудливое вдохновение, – подмигивал Юра.

Казалось, ему доставляет неописуемое удовольствие показывать ей Париж. Так ребенку дарят что-то новое и с интересом следят за реакцией. Он постоянно наблюдал за ней. Порой, внезапно оборачиваясь, Света ловила на себе странный взгляд мужа. И однажды, не выдержав, спросила:

– Почему ты всегда так смотришь на меня?

– Любуюсь, – лживо улыбнулся он.

– Так не любуются. Ты как будто чего-то ждешь от меня. Чего?

– Ничего, – пожал он плечами.

«Конечно, ему нечего ожидать, – мысленно согласилась она, – и нечего желать. Все у нас прекрасно. Даже лучше, чем можно было себе представить».

Света нисколько не раскаивалась, что вышла замуж за Шереметьева. Он положил к ее ногам весь этот недоступный прежде мир: Париж, отели и рестораны, дорогие наряды и драгоценности… Он постоянно находился рядом, и днем она почти не вспоминала Мишу, тот его нарочито вежливый взгляд, когда он подошел поздравить ее после регистрации.

Но приходила ночь…