Смятение

– Глупость какая! Какие же они мне враги, если я к ним добр.

– Итак, обещания должны быть благими, – сказал Арчи. – Я говорю, ожидаемыми, понимаете, слегка обещающими что-то улучшить.

Кто-то предложил записать обещания, и Лидия тут же порхнула к старинному карточному столику и вернулась с кипой листочков для записи (на них записывались ставки и очки всех игр, от бриджа до «гонки демона») и пригоршней карандашей.

– Пять минут, – объявил Арчи. – После чего каждый может прочесть свои обещания.

– Или обещания других, – подала голос Клэри. – О, да… мы же можем их все перемешать, а потом кто-то читает листочек, а мы все должны догадаться, чьи это обещания. Так будет гораздо интереснее. О, давайте же так и сделаем!

– Победа за вами, – согласился Арчи. – Бросьте еще полено в огонь, не то я у вас на глазах окоченею до смерти.

Наступило вертлявое молчание с покусыванием кончиков карандашей.

– Я кончила, – сообщила Лидия. – Я чудесные придумала. По правде, благие и добрые.

– Ты, конечно, сознаешь, что тебе придется прекрасно их сдержать, так? – заметил Саймон. Он от напряжения даже взмок. Но, как ни бился, как ни тужился, в голову приходило только: «Поцеловать мисс Бленкинсопп» – намерение, которое он счел за благо не оглашать. Она учила в школе рисованию, стара, конечно, но куда моложе учителей и на вид совершенная кудесница: волосы черные, губы ярко-красные и пушистая челка, которую она то и дело смахивала со своих великолепных глаз длинными белыми пальцами в бирюзовых кольцах. – Учись сдерживаться, – буркнул он.

Невилл тоже маялся. Он намеревался сбежать из своей жуткой школы, но не мог решить, куда. Если бы война кончилась, он мог бы, наверное, устроиться работать изобретателем. Меж тем он подумывал, чтобы жить с Сесили Кортнайдж[26], ее пластинка с записью сценки, где она заказывает две дюжины двойных дамасских обеденных салфеток, вызывала у него восторг, сколько бы раз он ее ни слушал.

Клэри написала свои, которые, она считала, были отменно скучными, потом пошла взяла шляпу из оружейной комнаты, в которую играющие могли сложить свои бумажки.

– Поспешите, – поторопила она тугодумов.

– Время истекло. – Арчи положил свою бумажку в шляпу и пустил ее по кругу.

Ему выпало читать первым.

– «Быть добрым к старым людям», – прочел он. – «Раздать все мои деньги». «Спасти чью-нибудь жизнь».

– Это мои, – объявила Лидия, о чем мог догадаться каждый по ее самодовольному виду.

– Идиотство, – хмыкнул Невилл. – Дурочка, ты ж не хочешь спасти жизнь любому и всякому? Гитлеру? Спасла бы ты ему жизнь?

– Не-е-т. Только я вряд ли с ним встречусь. Конечно же, жизнь хорошего человека.

– Так ты, значит, подойдешь к кому-то, кто из самолета вываливается, и спросишь: «А вы хороший?» – и на слово ему поверишь, а он, конечно, правду не скажет, каким бы злыднем ни был, – и ты его спасешь? За всю свою жизнь не слышал подобной глупости.

– Не думаю, что она имела в виду нечто подобное, – мягко возразил Арчи.

– Ну да, а про деньги тоже идиотство. Она потратила все свои рождественские деньги, так что только и выйдет, что шиллинг в неделю. Как же ты купишь мне подарок ко дню рождения, если все свои деньги раздашь? Или, – добавил он осмотрительно, – если на то пошло, ко дню рождения еще кого-то.

Лидия силилась не заплакать, насупливала брови и закусывала нижнюю губу.

– Ты слишком уж чересчур жуткий, чтоб тебе подарки дарить, – выговорила она. – Вы же видите, как трудно быть доброй к такому злому и ужасному, как Невилл, – обратилась она к остальным.

– По-моему, нам следует просто читать бумажки, а всем слушать. – Арчи вручил шляпу Полли.

– «Не курить так много. Относиться терпеливо к людям. Помогать Дюши в садике». Это, должно быть, ты, папа. – Последовало минутное молчание, потом она сказала: – По-моему, ты ужасно терпеливо относишься к людям. Правда-правда.

Арчи заметил, как они улыбнулись друг другу, она, до боли желая утешить, он, принимая, но оставаясь безутешным. В комнате повисло то же самое ощущение боли, как и раньше, когда Клэри захотела выпить за отсутствующих друзей, она имела в виду своего отца, но подтекст оказался шире ее намерения.

– Твоя очередь, Клэри, – поспешно сказал он.

Клэри развернула выбранную бумажку и прочла с нарочитой насмешкой:

– «Покончить с войной! Уйти из школы! Пообедать с Сесили Кортнайдж». Мы знаем, кто это! Все перепутал, как обычно. Честное слово, Невилл. Это вовсе не значит добиться того, что тебе нравится. Или такое, как покончить с войной, чего ты попросту не в силах сделать!

– Это то, на что я настроен. И не собираюсь ничего менять.

– Ты не можешь уйти из школы, пока не будешь на годы и годы старше, – сказала Лидия. – А раз ты не премьер-министр, слава Господу, то не можешь покончить с войной. А Сесили Кортнайдж и во сне не снится обед с каким-то безвестным мальчишкой. Я согласна с Клэри.

– Мы договорились не обсуждать обещания участников, – сказал Арчи. – Хью?

– «Научиться сдерживаться. Научиться писать стихи. Изобрести что-нибудь». Силы небесные, Полл, это ты?