Смиренное кладбище

«…В связи с тем, что Воробьев А. С. злоупотреблял спиртными напитками, в связи с чем состоял на учете в ПНД № 5 и после совершения преступления имел тяжелую черепно-мозговую травму, по вопросу которой длительное время находился на лечении в больнице и врачебной комиссией был признан инвалидом 2-й группы, ему была проведена амбулаторная судебно-психиатрическая эксперта, по заключению которой он как душевнобольной был признан вменяемым в инкриминируемом ему деянии…»

— Встань. — Валька толкнула Воробья в бок. — Не грызи.

Да, достал-таки Воробья суд. Адвокат сказал, что хоть эксперта вальтом не признала, все равно повлияет и смягчит сегодняшнее… за Лерку. Все-таки инвалид, группа вторая. И к сивухе год не прикасался — с того припадка, как горло проткнули. И это зачтут, сказал. И с кладбища в характеристике Петрович специально написал не «подсобный рабочий», а «бригадир Воробьев». Петрович — человек!..

Мишка, правда, советовал еще в ноябре, после больницы, когда познакомились, полежать в дурдоме: чтоб вальтом признали. На всякий случай.

Отказался тогда: от монеты в дурдом не очень-то потянет…

Суд удалился на совещание.

— Чего там?.. Отпустят?

— Аркадий Ефимович! — Валька рванулась к адвокатскому столику. — Чего они решат?

Аркадий Ефимович укладывал отговоренные бумажки в портфель.

— Я думаю, условно года полтора-два…

Валька повернулась спиной к адвокату, лицом — к Воробью.

— Полтора — условно, — крикнула она и добавила тихо: — Не слышит…

Она подошла к первому ряду, села рядом и отчетливо, громко повторила в ухо Воробью: «Полтора — условно!..»

— В ухо не ори, — отдернулся Воробей, — болит. Не посадят, значит?

Суд возвратился на свое место. Председатель зачитывал приговор. Все стояли. Воробей смотрел в пол перед собой. Припадок то подкатывал к нему, то пропадал.

Дерг, дерг — Валька дергала его за рукав. Показала два растопыренных пальца — средний и указательный:

— Условно…

— Два?

— Полтора! Условно! — радостно шепнула она и вскрикнула: — Лешка! Ты что?! Лешка!..

Воробей закатил глаза и еле заметно затрясся. У Воробья началось.

10

— Спишь все. Монету так проспишь, — добродушно прохрипел Воробей, входя в сарай. — Пожрать хочешь? На котлетку. Выпить желаешь? — Он по столу пододвинул Мишке термос. — За то, что не посадили. Много не пей, у нас сегодня дел под кадык. Не пора еще за оградой?

— Сейчас пойдем. Как голова?

— Нормально… Психанул на суде чуток, бывает. Валька говорит: еще лежи, а чего лежать-то без толку? Закрывай термос, поплыли.

— Опять он пришел, — Мишка покачал головой.

У сарая, опираясь на палочку, стоял старик. Остатки седых волос трепал ветер. Стоял он с трудом — отдыхивался. Кожаное стародавнее пальто его было заношено до серых шершавых плешей.

В руке старик держал перевязанную шпагатом картонную коробку из-под ботинок.

Воробей сразу просек: не клиент.

— Чего надо? — буркнул он.

— Стульчик бы мне, молодой человек.

— Громче говорите.

— Стул дайте, пожалуйста. Погода тяжелая, давит.

— Дома сидеть надо, — проворчал Воробей. — Дай табуретку, Михаил! Ну, чего у вас? Только громче и побыстрому, спешу я…

Старик сел, коробку положил себе на колени.

— Позавчера в два часа ночи у меня умер кот. Треф. Было ему от роду восемнадцать лет. И все восемнадцать мы прожили с ним вдвоем. Так получилось — с детства котов люблю. Всю жизнь надо мной смеялись. С гимназии начиная, с приготовительного. Ну, да Бог с ними. Может быть, и действительно смешно: ни семьи, ни детей никогда не имел. Работа да кошки. У меня, бывало, по пятнадцать жило. Вероятно, смешно. Да… Я тоже много над чем смеялся за свои восемьдесят лет. Смеялся… И думаю, не всегда был прав… И просьба моя может показаться вам странной. Прошу вас, отнеситесь к ней, насколько возможно, внимательно. Я хочу похоронить Трефа. Я знаю, не положено, но поймите меня… Больше у меня никаких просьб… Вообще. Ни к кому… Кот здесь.

Он положил руку на коробку.

Воробей с лязгом захлопнул дверь сарая.

— Долго думал, дед!

Старик, казалось, не слышал его.

— Я уже приходил, но ваш помощник не решился… А моя могила, то есть моей матери, недалеко отсюда. Вот удостоверение. Я вас отблагодарю…

— В материну могилу кота?! Ну, ты, дед, даешь!

…Ограды ставить нельзя. Только взамен старой и — если она зарегистрирована. А люди желают отделить свою смерть от чужой. Им виднее. Дело хозяйское. За деньги чего не сделаешь. И склеп на три персоны из кирпича под землей выкладывают, и ограду клеткой, чтоб с неба кто не залетел на чужую территорию, и под гроб в могилу подставки ложут — от сырости. Чудят, кто как может.