Странное у меня было ощущение, будто что-то переменилось в мире, исказилось пространство вокруг меня. Я понимал - узнав то, что узнал сегодня - не смогу жить, как прежде. Мир стал другим. Возможно, он изменился уже давно, но сознание продолжало жить в том, привычном, времени, когда все было не так. Когда писателей уважали, к их мнению прислушивались, и каждый чиновник, каждый миллионер понимал, что писатель обладает высшим знанием, что ему дан талант выражать словом человеческие чувства. Но все стало другим, и это был необратимый факт, и тот ушедший мир не вернется уже никогда. Не было прежних высоких духовных ценностей, на смену им пришли высокие материальные ценности, а я своим сознанием все продолжал жить в том застойно привычном, но сейчас уже виртуальном пространстве прошлого. И я это вдруг увидел и ужаснулся.
Как только мы вошли на отделении, к нам тут же бросился широкоплечий санитар с резиновой дубинкой в руке, но, увидев Алексея Алексеевича, отступил. Серьезная здесь охрана.
Отделение, на котором мы оказались, несколько отличалось от тех, где я уже успел побывать. Здесь было больше людей в белых халатах, царила суета, но не бестолковая, а упорядоченная - все казалось серьезнее и строже, по всему было видно, что пациентов здесь не оставляли наедине со своим безумием.
Мы двинулись по коридору. Мимо проходили больные в пижамах, деловито сновали санитары с дубинками, двое дюжих мужиков в белых халатах провели мимо визжащего человека с заломанными назад руками и с удивительно знакомым лицом... Я с интересом заглядывал в палаты, кое-где лежали привязанные к кроватям люди в смирительных рубашках.
- Вот здесь и лечится интеллектуальная элита страны, - серьезно, без тени иронии сказал Алексей Алексеевич. - На отделении существуют обязательные правила, нарушение которых грозит карцером. Я потом предоставлю вам список.
Мимо, шлепая тапочками на босу ногу, запахнувшись в халат, прошествовал в туалет импозантный мужчина. Я оглянулся, посмотрел ему вслед. Бог ты мой! Как похож на председателя союза писателей Валерия Попова... И он тоже здесь?! Вот тебе и "жизнь удалась"!
- Сейчас вам необходимо пройти обследование, - между тем продолжал Алексей Алексеевич. - Надеюсь, вы человек здоровый,.. а вот здесь столовая.
За одним из столиков сидели трое больных и, склонившись над клеенкой, поминутно оглядываясь, о чем-то шептались. В одном из них я признал Павла Крусанова - я видел его однажды в "Борее", второй - кажется, московский писатель Евгений Попов, третий был мне неизвестен. За другим столом двое больных увлеченно играли в крестики-нолики. А за углом, внимательно прислушиваясь к тому, что происходит в столовой, таился санитар. Вдруг он сделал неожиданный мощный рывок и, выскочив в столовую, одним прыжком оказался возле мирно беседовавших писателей. В следующую секунду на их стол с грохотом обрушилась резиновая дубинка.
- Не говорить о литературе!! - бешеным голосом заорал он. - В карцер захотели?!!
Сидевшие за столом в шоке от внезапного появления санитара с ужасом смотрели на него.
- В смирительные рубашки замотаю!.. - ревел санитар. - В карцере сгною!!
- А мы в крестики-нолики играем, - из-за соседнего стола хором сказали двое писателей, показывая исписанную бумажку.
Мимо, гундося что-то своему спутнику, прошаркал человек очень похожий на Семена Альтова.
Было и смешно и страшно одновременно. Литературная общественность ломает голову над причиной исчезновения лучших писателей страны, строит фантастические предположения, а они вот оказывается где, в дурдоме на всем готовеньком прохлаждаются. Столько известных на всю Россию писателей собрано в одном месте и никаких журналистов вокруг! Когда еще будет такое сборище?! Их нужно показывать по всем телеканалам, фоторепортажи публиковать во всех гламурных журналах. Лучше писатели страны тайно, как паханы преступного мира, под охраной решеток, воинственных и злобных санитаров с дубинками, в смирительных рубашках вынуждены находиться здесь, лишенные внимания общественности. А ведь это элита, блеск интеллекта, отборный генофонд страны!! Какое же у нас все-таки наплевательское отношение к культуре!
Я, озираясь, шел за Алексеем Алексеевичем, по пути встречая многих известных людей, с которыми не был знаком лично, но не раз видел по телевизору, слышал по радио. Вот бы протащить сюда фотоаппарат... А то ведь никто потом не поверит, что я лежал в одном дурдоме с такими личностями! Пожалуй, для полного счастья не хватало здесь только Габриэля Гарсиа Маркеса, Курта Воннегута, Стивена Кинга, Пауло Коэльо да еще пары десятков мировых литературных звезд. Может быть, они и лежали где-нибудь в палатах, укрощенные смирительными рубашками, привязанные к железным кроватям. Я же не всех еще видел. Меня вдруг охватило чувство гордости за то, что меня, мало кому известного писателя, собираются лечить наравне с такими знаменитостями.