Один из самых эффективных способов лечения писателей и поэтов, который широко используется и в наши дни, предложил живший в конце 19 века немецкий психиатр Нейман:
"Больного сажают на смирительный стул, привязывают, делают кровопускание, ставят десять-двадцать пиявок на голову, обкладывают тело ледяными полотенцами, льют на голову пятьдесят ведер ледяной воды, дают хороший прием слабительной соли, а так же сильнейшего рвотного и мочегонного средства".
После такой всеобъемлющей чистки организма писатели и поэты долго не подходят к своим компьютерам.
Глава 13
ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ СТОЛИЦА РОССИИ
Мы шли закоулистыми слабо освещенными коридорами.
- Помните о тысячной камере, которую многие искали? - по дороге говорил Алексей Алексеевич. - Так вы ее сейчас увидите.
Он открыл железную дверь с глазком и прошел внутрь, я вошел за ним.
Мы оказались в большой зале, в центре стоял замысловатый агрегат из дерева с зарешеченной люлькой, прикрепленной к упирающейся в потолок мачте. Перед нашим приходом люлька эта при помощи двигателя крутилась вокруг мачты. В ней кто-то тихо лежал. Вдоль стен залы располагались кресла с ремнями для фиксации душевно больных, в углу около десятка старинных ванн на львиных лапах, так что в зале можно было лечить одновременно больше пяти десятков больных. И хотя я люблю антикварные вещи, но настроение от этих экспонатов почему-то портилось...
- Ну, вот и наша тысячная камера, - с довольной улыбкой на лице сказал Алексей Алексеевич, разводя руками. - Милости прошу.
Два санитара, сидевшие на смирительных креслах и весело о чем-то болтавшие, поднялись, похохатывая, неторопливо подошли к вращавшейся минуту назад люльке и стали кого-то там отстегивать.
- Процедуры сейчас закончились, а днем здесь все места заняты, - продолжал Алексей Алексеевич, - кого на карусели катают, кому на голову воду льют, кого слабительными да пиявками,.. а вон там, в мешках, лечатся, - в дальнем углу над полом висели матерчатые мешки, и в них кто-то шевелился. - Все зависит от того, что врач назначит. - Алексей Алексеевич выглядел счастливым, он беспрестанно шевелил бровями, поправлял очки и улыбался. - Если бы вы знали, каких усилий стоило собрать все это в одном месте! Здесь ведь только карусель стояла, наверное, еще с основания. Ванны из психбольницы на Пряжке выпросил. В них, быть может, сам Николай Васильевич прохлаждался... - он вдруг сделал плаксивое лицо и жалостливо заныл: - "Они опять льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня..." Помните, как у него в Записках? Кресла оттуда же... Столько денег за реставрацию содрали!.. Как будто эти кресла из дворца.
Санитары между тем отстегнули пациента и вытащили его тело из люльки. Черноволосый полный человек с усами был взъерошен и заблеван, он ошалело водил выпученными глазами по сторонам, не понимая, где он, зачем, и кто он вообще такой.
- А это Дважды Два Четыре. Безумие в самой тяжелой форме. Давно его лечим - и кровопускание, и пиявки, воды ледяной по сто ведер лили. В смирительной рубашке неделями пролеживал, розгами при всем Союзе писателей секли. Как только в себя приходит, так бегает по отделению огрызок карандаша ищет, а если не найдет, то ногтем на стене в туалете слова какие-то царапает, царапает, царапает... Кажется, изрежь его на куски, истолки в ступе, а он назло слипнется и писать будет.
Санитары переодели Дважды Два Четыре в чистую пижаму и под руки повели, почти потащили, к двери. Живот вывалился из-под пижамной куртки, несчастный только мычал что-то нечленораздельное.
- Послушайте, я же его, кажется, знаю!.. - вглядевшись, воскликнул я. - Ну, точно, это же... Как его?.. Этот, как его?!..
Я защелкал пальцами, вспоминая.
- Только никаких фамилий! - Алексей Алексеевич схватил меня за руку и сильно сжал. - Умоляю! Только никаких фамилий...
- Это же Быков... Да, точно! Дмитрий Быков! - я его по телевизору видел и книжки его читал! - не обратив внимания на предупреждения психиатра, воскликнул я. - Ну во всяком случае похож очень!
- Не надо же имен, а то вас в карцер посадят, голубчик.
- А что и московские писатели к нам лечиться едут? Чего у них своих дурдомов мало? - обиделся я за культурную столицу.
- Да хватает у них своих! Просто Петербург давно стал психиатрической столицей России - никакой не культурной. А Москва - большая деревня, открой там такую клинику, в одну неделю весь город сбежится глазеть на сумасшедших писателей. А в нашей психиатрической столице никто ничего не знает.
- Не могу с вами не согласиться.
Человека похожего на Быкова выволокли из помещения. Я огляделся по сторонам.
- Вы можете посидеть в кресле или к ванне примериться, - истолковав мои взгляды по-своему, предложил Алексей Алексеевич. Он подскочил к первому попавшемуся креслу и усевшись в него, подпрыгнул, словно пробуя его мягкость. - Здорово, правда?!!
Он напоминал сейчас большого умственно отсталого ребенка.
- Нормально, - не зная, что на это сказать, ответил я.