Смоленский нокдаун

В такой обстановке даже выжившие немецкие солдаты не знали, куда стрелять, а вот для потомков, точнее, для наводчиков их боевых машин этот туман большого значения не имел. Если где-то в полуразрушенных окопах и оставался кто живой и способный вести огонь, то его судьба была печальна. В ответ на короткую пулеметную очередь, пущенную наугад, просто предположительно в направлении атакующих, на ожившем пулеметчике скрещивались несколько прицельных очередей автоматических пушек и спаренных с ними пулеметов, после чего из того места по нам больше никто не стрелял.

Впрочем, в этот день печальна она была у всех немецких солдат, потому что вслед за боевыми машинами потомков в атаку поднялся наш полк, более чем на треть состоявший из уже битых войной бойцов и командиров, многие из которых отступали от самой границы, а некоторые даже успели побывать в немецком плену. У тех на мышастую форму и гортанный германский говор один рефлекс: «Коротким коли»; удар штыком — и нет немца, был живой, а стал мертвый. В этом тумане по-другому нельзя, потому что если ты сохранишь ему жизнь, он может попытаться удрать, чтобы потом снова начать убивать наших советских людей. Поэтому — никакой пощады фашистским захватчикам. Шевельнулось что-то под ногами или мелькнул в тумане серый силуэт — удар штыком или (если ты командир) выстрел из нагана. Они сейчас — те, кто выжил после огневого удара, все контуженные, будто вареные заживо. И это к лучшему. Смерть проклятым фашистским оккупантам! Никто их к нам сюда не звал!

Ближе к концу, на третьей траншее, где немец меньше пострадал от артподготовки (да и туман к тому моменту уже начал рассеиваться), разгорелось нечто вроде настоящего боя. Но и этих немцев мы тоже с помощью потомков перебили всех до последнего человека, после чего снова ворвались в деревню Смольки, оставленную нами несколько дней назад ради выравнивания линии фронта. Сейчас я думаю, что это была такая мелкая хитрость, чтобы нанести уже запланированный удар через ослабленный участок обороны с необорудованными позициями.

Кстати, в этих Смольках мы (с потомками) застали штаб немецкого полка, который немножечко готовился к эвакуации, и также основательно его разгромили. Те немецкие офицеры, которые остались в живых, оказались у нас в плену, остальные не пережили этого утра, взяли и неожиданно умерли.

— Война, однако, — как сказал мой друг из будущего, старший лейтенант Голубцов, — они что, думали, что они на нас немножко нападут и им за это ничего не будет? А вот хрен им на лысый череп, тоже мне «онижедети» нашлись.

Кстати, наш полк и связанная с ним батальонная тактическая группа в прорыв не пошли, а принялись обустраиваться на своих старых рубежах в Смольках. Как нам объяснили, это пока не настоящее наступление, а только прорыв к Кричеву с целью разрушить немецкую штабную и тыловую инфраструктуру, уничтожить хранящиеся там складские запасы боеприпасов и амуниции, освободить из лагеря наших пленных товарищей и по возможности сцапать в плен кого-нибудь из нашего же немецкого начальства. Если ударная группировка попробует задержаться в районе Кричева, то попадет под одновременный удар с трех сторон и будет вынужден сражаться с открытыми флангами. Так тут же, под Кричевом, две недели назад попал под удар, был окружен и полностью разгромлен наш пятидесятый стрелковый корпус, и пленные, которых собираются освобождать потомки, это наши же товарищи, которым повезло меньше, чем нам.

30 августа 1941 года, 06:15. Брянский фронт, НП Экспедиционного корпуса

Командующий Брянским фронтом генерал армии Георгий Жуков

Операцию по прорыву фронта, спланированную по его же собственным канонам, генерал армии Жуков наблюдал от начала и до конца во всем ее великолепии. И вот когда пала третья и последняя траншея и над редеющим утренним туманом взлетела зеленая ракета, означающая, что путь для вводимой в прорыв группировки свободен, в тылу советско-российских позиций взревели несколько сотен моторов. Это в прорыв пошли 27-я отдельная гвардейская мотострелковая и 6-я отдельная танковая бригады ВС РФ. Генерал Жуков не мог даже себе представить, что должны выставить немцы против этой мощи, чтобы попытаться хотя бы замедлить ее наступательный порыв. Против идущих в первых рядах основных российских танков немецкие «колотушки» помогают не больше, чем трубочки для плевания жеваной бумагой.