Смоленское направление - 4

Стоящий во дворе снегоход стал предметом пристального внимания. Так получилось, что пока я занимался осмотром ран Николая, брал анализы, вкалывал ему альбумин и ставил капельницу с антистафилококковой плазмой, Дайва выпорхнула во двор, за ней Лиза, вроде как за девочкой присмотреть, а потом из сарая появились миномётчики. Да мне и не жалко было. Что там можно было увидеть? Пластиковый обтекатель, или спидометр, большую фару? Достаточно того, что там присутствовала надпись: "Подольский механический завод" с маленьким логотипом и больше ни единой буквы или штампа. Экспериментальной техники в конце тридцатых, начала сороковых делалось множество, так почему бы этому снегоходу не быть одним из таких образцов? Но вскоре появился Петер Клаусович, накрыл чехлом агрегат, и укоризненно покачав головой, сообщил:

- У Коли Антонова первая группа крови. Требуется переливание. Нужен донор именно с такой группой.

- Я могу сдать, - заявила Дайва, - вы не смотрите, что я маленькая. Я последнее время очень хорошо кушаю и даже поправилась немного.

- Солнышко ясное, покажи свой медальон. Видишь, надпись "А II Rh (+)", твоя кровь не подойдёт.

- Это почему, Петер Клаусович? Я что, хуже остальных?

- Нет, не хуже. Просто первую группу можно переливать всем, но человеку с такой кровью не подойдёт ни одна, кроме как у него. Вторую группу, как у тебя, не запрещается переливать пациенту со второй и четвёртой, а принять ты можешь только первую и вторую. Третью можно перелить третьей и четвёртой, а в третью - только третью и первую. Четвёртую же можно перелить только четвёртой, зато человек с этой группой принимает все остальные. У тебя Дайва, вторая группа крови с положительным резус-фактором. Её ни в коем случае нельзя переливать в резус-отрицательную.

- Выходит, все люди не братья? Все разные?

- По науке, да. Некоторые считают иначе. Давайте вернёмся к Николаю. Кто знает свою группу крови?

Утвердительно ответила только Лиза, и то, через некоторое время засомневалась. В результате, все кроме Петера и Дайвы пошли в дом. На втором этаже, где вновь разместилась госпитальная палата, я взял у каждого образец крови. Провёл исследования, и только смог поблагодарить за готовность помочь раненому. Ни одна для переливания не подходила. Это было плохо, но не смертельно. До трёх часов дня я занимался иссечением краёв ран, удалял омертвевшую плоть и ставил дренажные трубки. Не обладая надлежащим опытом, делать это очень не просто. Полученные в госпитале знания, вроде, не прошли даром, всё делал правильно, однако полноценную хирургическую помощь оказать не мог. Были некоторые сомнения, и мне приходилось фиксировать на камеру раны, после чего проводить консультацию у настоящего хирурга. Вся надежда была на современные лекарственные средства. Врачи рассказывали, что изначальные применения препаратов, блокирующих синтез пептидогликана, давали ошеломительные результаты. Но не стоит забывать, больные находились под наблюдением понимающих суть процесса людей, а не дилетанта, каковым в области медицины я, несомненно, являлся. Когда же всё было завершено, во мне ещё присутствовала капелька сомнения, теребившая что-то подправить, а то и сделать иначе.