Пока Савелий Силантьевич пополнял свой партизанский отряд, я, нагруженный как мул, нёс необходимые для закладки припасы. В середине воображаемого треугольника, приняв за вершины деревни: Митюли, Шимановка и Зимницы; ещё до революции, по распоряжению Энгельгардта была построена охотничья заимка. В начале двадцатых её наполовину сожгли, когда ликвидировали один из отрядов братьев Жигаловых. С тех пор заимка напоминает груду почерневших, обваленных брёвен, за исключением ледника. Ледник, эта такая маленькая землянка, как домик гнома, стоит метрах в десяти от пепелища, изрядно зарос кустарником, но не потерял своего основного назначения. Возведён он был на совесть: с ледяной камерой, водоотводом, вентиляцией, с песочком, в общем, как положено. Там у меня был основной схрон, заполненный всякой всячиной. Постоянная температура в четыре-пять градусов, даже в знойное лето, вполне достаточна для сохранности продуктов, а уж тем более для консервов.
Добравшись до места, я стал сортировать вещевые мешки. В каждый сидор вошли по две банки тушёнки, килограмм галет, пачка чая, мешочки с солью, сахаром и гречкой уложенные в солдатский котелок, упаковка табака, тяпка, ложка, складной нож, спички, и фляжка с водой. Помимо этого в набор входили бритвенные, гигиенические и санитарные принадлежности. К сидору пристёгивался смотанный в скатку дождевик. По крайней мере, нацепив на себя этот плащ, беглый красноармеец уже не так бросался в глаза в своей военной форме, да и всё теплее, чем в одной гимнастёрке. Всего вышло дюжина комплектов. Ещё один сидор (командирский), помимо обычного набора был укомплектован мелкомасштабной картой, блокнотом с карандашами, биноклем, фонариком с механической подзарядкой, флягой со спиртом и универсальными часами с компасом и термометром. Вроде бы всё. Даты и маркировка уничтожены, вот, только светодиодные лампочки и начинка фонарика, но тут риск минимальный. Не думаю, что кому-то взбредёт в голову без маленькой крестообразной отвёртки разбирать фонарик. Забот у беглецов и без того хватает, не до баловства им будет. Пора обратно. Посыпав вокруг ледника смесью, не способствующей собачьему обонянию, я запрятал мешки под обвалившимися брёвнами с северной стороны заимки, как было отмечено на карте, переданной "врачу". При желании и чуточки хотения найти было можно.
К хутору Афанасия я вышел через час. С краю опушки появилась скирда сена, причём трава у леса и склона к реке осталась, не скошена, как будто не успели. Это было странно. Луговое разнотравье для животины - как торт для сладкоежки. Не мог крестьянин так поступить, тем более, с каждым днём трава теряет свои питательные свойства. Либо что-то срочное отвлекло от работы, либо коса сломалась. Подойдя к калитке, я окликнул хозяина. Ответил пёс Полкан, причём не особо усердно. Вскоре из избы появилась Евдокия, почему-то опирающаяся на самодельные костыли и закутанная в невероятное количество платков. Она и выдала мне последние новости. Как я выяснил, всех жителей района, невзирая на возраст, привлекли на уборку и обмолот урожая. И это, с её слов, ещё повезло (показывая на костыли). Из Тростянки, на сбор льнотресты, в поле выгнали не только малолетних, но и баб с грудничками. Хаты пустуют, скотина воет. Отпускать домой будут только ночью, а попробуй с Васьково доберись? С трудом передвигающиеся старухи едва успевают сдаивать молоко, а вскоре озимые сеять и что будет - никто не знает. Хутор не деревня, присмотреть за хозяйством некому. Вследствие этого и пришлось пойти на хитрость, прикинуться больной. Посочувствовав, я просил передавать поклон Афанасию.
"Собирать урожай надо, - подумал я, - а вот кто им распорядится? Про тресту можно забыть, но никак не про пшеницу. Лишняя булка в рационе у немецкого солдата добавит ему сил, чего допустить нельзя".
Отметив для себя, выяснить у Савелия Силантьевича, на какой элеватор будут свозить зерно, я почувствовал чей-то взгляд. Смотрели из леса, как раз из того места, откуда я появился. Недружелюбно так, как на врага. Резко присев, будто рубль у изгороди нашёл, я уловил какой-то блеск. Солнечный зайчик пускает не только стекло, но и отполированное дерево оружия. Именно оружие, хоть мне могло и показаться. Не разгибаясь, я сместился чуть в сторону, таким образом, чтобы плетень закрыл меня от чащи.
- Потерял чего? - спросила Евдокия.
- Так, мелочь. Скажи, мать, ничего странного не замечала? Например, с огорода что-то пропало, али пёс, вдруг, лаять на лес принялся?
- Слава богу, на месте всё. А Полкаша стар уже, обленился. Лишний раз носа из будки не высунет.