Смоленское направление - 4

Минут через двадцать к кузнеце вышел Илья, ведя под уздцы лошадь с санками. С пленным фельдфебелем разбираться не пришлось - околел. То ли от переохлаждения, то ли от потери крови. Оставив тело в санях на попечение кузнеца, мы двинулись в деревню. На центральную улицу высыпали бабы, стали интересоваться, что за война приключилась и, выяснив, что всё обошлось, стали судачить промеж собой, выдвигая разнообразные версии, кто на что была горазда. Стреляли в Прилепово часто - тренировались и пристреливали оружие. Деревенские к этому привыкли, но, тем не менее, появился повод для разговоров. Солдатки в своём кружке, а бабы постарше, чьих мужей не забрали по возрасту - в своём, затянув в свои сети Семёна с Прокопом. Я заглянул в коровник, посмотреть, как там устроились молодёжь, да и письма забрать, а Савелий повёл Лизу к себе домой.

Клуб сильно изменился с того момента, как здесь впервые показывали кино. Во- первых некоторые лавки стали выше, теперь сидящие позади могли смотреть не только затылки, а и то, что внизу экрана; во-вторых над потолком появились ещё две фары, принесённые непонятно откуда, но хорошо освещающие всё помещение; в-третьих, на велогенераторе сидел мальчишка и крутил педали, а рядом с ним тёрлись ещё двое, видимо, смена. Отрабатывали ли они бесплатные билеты или ещё что-нибудь, я выяснять не успел, ко мне подошёл Василий. Вскоре мы уселись в углу и поговорили по-душам. Тяжёлый это был разговор. О том, как ломается психика и что надо сделать, дабы остаться человеком. Оказывается, великое дело - понять, что хуже смерти для человека это боль оплакивающих его близких.

- Раньше, - теребя в руках письма, - как только я в лагерь угодил, такой внутренний гнёт был, словно стопудовый камень за спиной. Стыдно за себя было, плакал ночью. Потом, насмотрелся разного. И как звёзды резали, и как колени дробили. Полыхнуло в голове, каждому готов был в глотку вцепиться. А вчера, письма написал и почувствовал, как душу отпустило. Да так, что легче стало жить. Я вот, второй день по земле хожу, делаю всё в охотку, думаю обо всём без лишних сложностей, получается у меня всё. Ты прости, если надоел.

- То Вася, просветление называется. У каждого оно по-своему происходит. Не то, чтоб человек заново рождается, просто душа с головой дружить начинают.

Так мы и беседовали в уголку. Лопухин обстоятельно расписал на бумаге, как угодил в плен, как бежал и как искупал, пока не пиликнули часы, сообщившие о том, что пора уходить. А в это время у Савелия Силантьевича пытались выудить всю известную им информацию.

Усадив гостью за стол рядом с окном, Силантьевич пристроился напротив. Варя внесла из сеней самовар, выставила на стол блюдца с чашками, сахарницу с рафинадом и горшочек с земляничным вареньем.

- Я в клуб, - сообщила дочка отцу, - надо афишу нарисовать.

Савелий махнул рукой. Понял он, какую афишу пойдёт рисовать Варя, вздохи у неё с киномехаником. Хоть и проводил он недавно беседу с демонстрацией бараньих ножниц, киномеханик всё равно продолжал крутиться возле его дочери. Понять парня было можно, Варвара - красавица, куда там этим артисткам с ней тягаться; смой с них пудру с тушью - и не поймёшь, кто перед тобой, чёрт или баба. За размышлениями, он пропустил вопрос, заданный ему Лизой и ей пришлось повторить:

- Расскажите мне об Алексее Николаевиче. Как давно вы его знаете, как познакомились?

- Как давно, - задумался Савелий, - почитай с мая этого года. Жёнка у меня захворала, прихватило у Симки в коленях. Что ни шаг, так от боли только выть не начинала. Стонет и стонет. Идёт за водой, а у самой слезищи из глаз катятся. Я и к фельдшеру в Хиславичи ездил и в Смоленск возил, без толку. В науках то не силён, грамоте трохи обучен и всё, но понял одно - они сами не знают, что делать. Тут мне старики нашептали, что неподалёку, вниз по реке старец когда-то жил, помогал людям. Я Симку в лодку и на вёсла. Так вот и встретились. Сидел Николаевич на бережку, рыбку удил.

- А старца отыскали?

- Не было никакого старца, видать, помер он давно. Я и сам тогда это понимал, но как без надежды то?

- Скажите, жена ваша, излечилась?

- Как сказать, ходить может, иногда не угнаться. Конечно, не так, как по молодости, но всё же. Диета особая, слово то какое, не русское, означает, ест не то, что все. Да мазью специальной, из петушиного пуха колени мажет. А вот полностью излечиться - нет. Николаевич сказал, только операция поможет.

- Он что, врач?

- Нет, но жену на ноги поставил. А большего я тебе Лиза про него и не расскажу ничего. Ты пей чай, остынет.

- Я пью, спасибо. Только узнать хотела, в районе до временной оккупации было создано подполье. Гражданин Залкинд был одним из немногих, кто знал, где заложены склады с оружием и продовольствием. Я должна выяснить, что с ними стало. Скажу больше, от этого зависит успех не только нашей операции.