Смоленское направление - 4

Лиза представилась по всей форме, пожав руку товарищам в добротных овчинных тулупах, подпоясанных офицерскими ремнями с кобурами, серыми, как и у неё, валенками с галошами, и странными белыми повязками на рукавах с надписью по-немецки "Heimwehr" (самозащита). Остановив свой взгляд на Савелии, она вздрогнула. Он был выше среднего роста и видимо, чуть старше средних лет, во всяком случае, стариком назвать его было нельзя даже на первый, весьма мимолётный взгляд. Хотя и седина и глубокие морщины на лбу, и усталые глаза выдавали огромный жизненный опыт, но было в нём что-то молодецкое, задорное, искра была. Он без видимого интереса измерил её взглядом с ног до головы и, пройдя мимо, подмигнул мне, мол, поговорить надо. Лиза снова почувствовала себя не в своей тарелке.

Савелий Силантьевич хотел обсудить важное и серьёзное дело. Семьи погибших ребят жили где-то под Тамбовом и понятно, просто так туда письма не отправишь, хоть и надо, но не это главное. Не так давно, выкупленные за часы и самогонку пленные просили у Силантьевича, что если вдруг их убьют, то пусть советские власти не узнают, что они были в плену. В лагере им зачитывали какой-то документ, согласно которого, семьи сдавшихся в плен будут лишены всех прав. И Савелий склонен этому документу верить, так как такой приказ обязательно должен был появиться, иначе нельзя, слишком уж много угодило в плен. Вот и хотел узнать у меня, можно ли подсобить людям. А тут, так некстати "гость" из НКВД, что она здесь забыла? Только начал объяснять, что Лизин интерес к Прилепово вызван исключительно Натаном Соломоновичем, как наш разговор прервал выскочивший из кузницы кот, несший в зубах крупный осколок рафинада. Сахар, судя по размерам, был из моего пакета, и так как за котом не последовало погони, то, скорее всего, это было вознаграждение за службу, а не воровство. Внимание всех на секунду переключилось на зверя, и мы не сразу сообразили, откуда по нам стали стрелять. Винтовочные залпы и треск охотничьих ружей одновременно доносились со всех сторон: из леса, со стороны дороги на Сычёвку, и как мне показалось, даже с левого берега ручья. Всё это сопровождалось криками: "Ура"! "Бей предателей"! Мы залегли, стараясь ползком добраться до какого-нибудь укрытия. У кузни то и забора толком не было, так, палисадник из жердей. Лиза лежала рядом со мной и безумными глазами смотрела на дорогу, держа перед носом револьвер, клацая зубами от страха. Раздалось ещё несколько выстрелов, и наконец-то со стороны коровника застрочил пулемёт. Щедрыми очередями, не жалея патронов, "дегтярь" поливал участок леса, срубая еловые лапы на высоте трёх-четырёх метров. Явно поверх атакующих, как бы предупреждая, не суйтесь. В ответ кто-то выстрелил из пистолета и тогда к пулемёту присоединился автомат, подавляя возможное сопротивление. Винтовочная пальба стихла так же внезапно, как и началась, словно по команде.

- Савелий, смотри за лесом, я к ручью. Оттуда из ружья палили. Посмотрю, кто это так, средь бела дня оборзел.

Ползти по снегу было неудобно, но к угольной куче вела протоптанная дорожка и по ней, разломав палисадник, я выкатился к замёрзшему ручью. Перекат до кустарника, и ползком к берёзкам. Их посадил цыган лет десять назад, то ли в память о ком-то, то ли по кузнечной традиции, так сказать, компенсация лесу за берёзовый уголь. Теперь можно и приподняться, отсюда начинается молодой лесок, закрывающий меня своими пушистыми лапами. Вперёд, ещё чуть-чуть и я должен зайти к нападавшим с тыла. Чуть-чуть растянулось на пять минут, наконец, послышалась лошадиное фырканье, и мне стали видны нарушители спокойствия. Сани-розвальни стояли в довольно укромном месте, загороженные полукругом молодого ельника. Лошадь, экипированная хомутом, седлом и остальной сбруей была распряжена, точнее, выведена из оглобель и привязана к скалке. На санях, прямо из сена, которое так аппетитно жевала лошадка, на самом виду торчала чья-то нога, замотанная окровавленными бинтами. Рядышком стояла девица лет шестнадцати и пацан, не намного её старше, сжимавший в руках охотничье ружьё.

- Дети, без лишних движений, ружьё на снег и повернитесь, - тихо сказал я.