Литвина передёрнуло от услышанного имени. Именно им когда-то пугала его несостоявшаяся младшая жена, проклиная перед смертью. При других обстоятельствах Швентарагис наплевал бы на этот вызов. Он не был трусом и без особого труда мог бы выйти победителем в схватке с двумя-тремя своими лучшими воинами, тем более, сейчас, когда злость от неудач только удвоила силы. Настал тот момент, когда своей удалью можно поднять боевой дух всей дружины для решающей атаки. Поединок был наилучшим выходом. Отбросив щит, который не защитит от удара двуручного топора, Швентарагис вышел на освещённый участок перед воротами. Стрелы никто не пускал, стояла тишина, даже раненые перестали скулить.
И тут он обратил внимание, насколько хорошо вооружён противник, все в броне, стальные закруглённые шлемы, почти у каждого щит, в руках топор, меч или шестопёр. Его ещё не оставляла мысль, что десант, наверное, заплутал и вот-вот начнётся атака. Он не понимал, что для него уже всё кончено, пора было думать о смерти, а не о том, как выжить. Один из телохранителей передал командиру другую секиру, с более длинной рукоятью и выслушал последнее наставление.
– Как только я подрублю ему ноги, сразу врывайтесь в крепость, – сквозь зубы, так, чтоб больше никто не услышал.
Айно не волновал бой у ворот, он видел, как тренируются люди странного Алексия, как отдаёт приказы брат по вере Савелий, насколько сплочённо строят стену щитов новгородцы. После обряда исполнения песни многое открылось рыжебородому воину, он знал, что всё будет в порядке, не знал только, как закончится поединок. Результат суда богов неизвестен никому. Перед глазами стояли его жена и годовалый сын, скоро, совсем скоро они увидятся снова. Тяжёлое дыхание противника размыло видение. Кровник был в кольчуге и шлеме, топор по размеру почти не уступал топору деда, двигался немного тяжеловато, но умело. Немудрено, плохой воин не смог бы убить его жену, которая сама стоила двоих.
– Хах! – Швентарагис не вытерпел и с криком нанёс удар первым, наискосок, чтобы обратным движением ударить по ногам.
Айно отскочил и выбросил топор вперёд, удерживая одной рукой. Приём очень сложный, так как требует недюжинной силы руки. Дед рассказывал внуку, что после такого броска соперник пытается сбить удар влево или вправо и нанести встречный. Это тот редчайший случай, когда на топорах можно фехтовать. Сильная рука может выдержать сбивающий удар, главное не бояться и послать корпус вперёд. Топор, скользя по топорищу противника, срезает пальцы, а если повезёт, то и ладонь. Любимый приём был отработан до автоматизма.
– Как же ты смог зарубить мою жену? – Айно смотрел на безрукого Швентарагиса, пытавшегося пережать культю, перехватил топор двумя руками и разрубил лицо негодяя пополам, через полумаску шлема, вонзая сталь до самой груди.
Литвины ахнули, но не дрогнули. Бой длился секунды, и их рубаку-командира поймали на какой-то ловкий финт. Любарт повёл оставшихся в живых воинов в атаку. Айно, до этого абсолютно спокойный, вдруг преобразился, медвежий рык вырвался из его горла, топор совершил полукруг, срезая чью-то голову, рассёк грудину другому. Мгновение, и стальной полумесяц возвращается обратно. Снова упали двое. Один бился против десяти, Кирьян с Семёном выстрелами из арбалетов прикрыли фланги, литвины отпрянули и, сомкнув ряды, бросились на Айно, стараясь смять его щитами. Рыжебородый рубанул по ногам, свалил ещё двоих, но голый торс уже заливался кровью, в левой руке торчал нож, бок, чуть выше боевого пояса, был разрублен, а Айно всё стоял, внушая страх врагу одним своим видом.
Савелий не вытерпел, нарушив просьбу Алексия не покидать стен крепости, он рванулся вперёд, на помощь Айно. Литвины побежали, последним, кого забрал с собой Айно, был Любарт. Топор увяз в теле десятника, а сил его вытащить уже не было.
Бегство возглавлял Гвидон, так и не обнаживший свой меч ни разу. Бежали, как кабаны, загнанные на охоте, не разбирая мелких деревьев, напролом. О раненых никто не думал, свою б шкуру спасти. Призрак непобедимого воина с топором стоял перед глазами, казалось, что он бежит сзади, и вот-вот кровавая секира опустится на голову, разрубая напополам, как спелую тыкву.
Обратно не вернулся ни один литвин, парочка наёмников Гвидона, драпанувших в начале боя, возвращаться в Смоленск тоже не стала. Какой смысл, если обещанного серебра не видать, как своих ушей. Живот спасли, и то хорошо. Так и слонялись они по дремучим лесам, пока не вышли к передовому отряду Ярослава, описав события таким образом, что выходили они белыми и пушистыми.
Раненым литвинам оказали медицинскую помощь. Выжили в основном те, кто проколол ноги при первом штурме и сумел отползти к лесу. Витовт, не получившии ни одной царапины, рассказывал все, что знал, а не знал – выдумывал. У меня создавалось впечатление, что спроси у него теорему Ферма, – Витовт и тут выкрутится. Тем не менее, основное было понятно – армия оккупантов голодает и вскоре покинет город, подпалив его в отместку.