Смоленское направление

Я ничего не слышу, от яркого света до сих пор больно глазам, это пройдёт, это не страшно, плохо другое, взрослый человек натурил в штаны. Какая стыдоба, чувствую, как покраснел, уши малиновые. Что делать, что делать? Сейчас все увидят, и авторитет упадет до нуля. Пытаюсь вздохнуть и вместо воздуха меня обожгло водой.

В холодную реку я вошёл как топор: всплеск, бульк и разошедшиеся волны. У края причала глубина метра три, и даже если бы я встал во весь рост, то это бы слабо помогло. Спасло чудо или желание выжить. Выбравшись на карачках на берег и выплюнув остатки ужина вместе с водой из лёгких, я отдышался, упал на спину. Необъяснимое веселье нахлынуло, вынесло напрочь все мысли, голову в области висков сдавило, разум отказывался служить, сквозь смех меня снова вытошнило, и наступил покой.

* * *

– Дышит, живой! Ратибор, Лось! Несите Алексия в шатёр. Положите и бегите к лесорубам, проверьте там. Микула, Прохор, захватите верёвки, пошукайте на берегу, всех, кто выплывет, вяжите и сюда.

Командный голос Савелия вывел из ступора весь лагерь, люди засуетились, подбросили хвороста в костёр, который еле тлел. На шум взрыва прибежал Фрол со своими людьми, в руках топоры, их чуть было не приняли за разбойников, но сотник, казалось, видел всё и всех. Приказал мастеровым сесть на землю возле палатки, где прятались девочки, и не мельтешить перед глазами. Как назло, стал накрапывать дождь, грозящий перерасти в приличный ливень. Лесорубы-строители потихонечку стали возвращаться к себе, а новгородцы во главе с Пахомом Ильичом перебрались под брезентовую крышу бани.

Очухавшись, я приоткрыл глаза, неприятный привкус во рту, в ушах гудит, словно там заработали маленькие турбины. Подвигал челюстью, сплюнул – не помогло, неужели контузило, каким образом? До корабля одноухого было около ста шагов, что ж это за огнемёт такой? «Инструкцию до конца прочитать надо было», – подсказал внутренний голос. Кое-как встал на ноги и расстегнул молнию, открывая дверь перехода. Жизнь одна, показаться врачу просто необходимо, если ничего серьёзного, то вернусь обратно.

Самоуверенность сыграла со мной злую шутку, о каких таких успешных действиях против кочевников можно говорить, если даже оборона собственной базы от атаки разбойников не подготовлена. Это хорошо, что удалось потопить банду на подходе, попытались бы они напасть со стороны леса – всё, картина маслом. Артель Фрола вырезали бы мгновенно. Пахом, скорее всего, утёк бы на ладью и дал дёру. Савелия с бойцами смяли бы атакующей массой, и ничего б они не успели бы сделать. Сколько бы я смог застрелить из пистолета? Пять, может шесть, про дальнейшее не хотелось думать, приступ тошноты подкатил к горлу, еле сдержался, чтоб не вырвало в комнате перехода.

– Лёшенька, что случилось? Весь бледный, мокрый, а запах, чем от тебя несёт? – Полина помогла дойти до ванной комнаты и стала снимать с меня одежду. – Это в стирку, где так можно извазюкаться? Наверное по бабам пошёл, вот тебя в речке и искупали.

– Какие бабы, Полина. Бандиты напали, бой был. Звони Фирташу, нужен врач, до города я не доеду, скажи лёгкая контузия.

Тёплая вода из душа смывала с меня грязь и песок прошлого, заботливые руки мылили голову, стало хорошо и приятно. Вымытого, закутанного в халат меня довели до дивана. Мокрый платок на лбу и тазик на полу, в случае, если станет тошнить, в таком виде меня и застал приехавший с зятем Моисея Исааковича врач. Пока доктор, в сопровождении Полины отправился мыть руки, Лёня поинтересовался, что случилось.

– Из «Шмеля» стрелял по плоту, да так, что в реку свалился.

– Ну, ну, мне-то можешь не заливать, тут речка шестьдесят метров шириной, на таком расстоянии тебя бы сдуло от взрыва.

– Вдоль реки стрелял, – соврал я.

– Лёха, зять у меня человек правильный. Никому не пытается понравиться и никому не старается угодить. С дерьмом общаться не будет, даже за хорошие деньги, посему и живёт бедно. Так вот, насчёт тебя он предупредил, что добрым делом ты занят, и просил помогать по мере возможности, но всему есть предел. Не хочешь говорить правду – не говори. Но если дураку доверить гранату, то он себя ею и подорвёт.

Подобное сравнение несколько обидело меня, но крыть было нечем, да и доктор уже входил в комнату к больному. Леонид пожелал выздоравливать, просил звонить и пошёл к автомобилю дожидаться врача.