Смоленское направление

Савелий посмотрел на встречу родителей с детьми, скрипнул зубами и зашагал прочь. Его жена и двое малолетних сыновей пропали без вести в сгоревшей Рязани. Может, и спаслись, верил, что живы. Сотнику захотелось выпить, залить хмельным мёдом горе, отвлечься от переживаний, а возможно, просто поговорить с кем-нибудь. Ведь не хотел он девочек стращать, грубость как-то сама с языка слетела. Как назло, в Смоленске, не то что родичей, даже знакомых не было. Миновав подол, рязанец прошёл воротную башню и вскоре оказался на торговой площади, а спустя сотню шагов стоял на утоптанной земле перед крепким домом в два этажа с распахнутыми створами, в которых толпились с два десятка горожан, откуда со двора доносился гул речи, заразительный смех и женское повизгивание. Именно про это место рассказывал Пахом, описывая его как оплот веселья, разврата и невероятных приключений. Не зря закон трактира гласил: можно делать всё, что позволит твоя мошна.

В харчевне Ефима было не протолкнуться, на противоположной стороне от входа заезжие скоморохи давали представление. Многие зрители пришли просто поглазеть, а не делать заказы, посему и оставались у дверей. Может, и видно оттуда неважно, зато воздух чище. Их не прогоняли, лучшая реклама подобного заведения – большое количество посетителей.

– А ну с дороги!

Савелий не стал расталкивать зевак, поданная командным голосом фраза образовала узкий проход в помещение. При свете коптящих в потолок светильников на перстне сотника сверкнул камень – рекомендация платёжеспособности клиента. Таких гостей хозяин таверны встречал сам, провожал до почётного места, интересовался здоровьем, испрашивал пожелания. Мимоходом рассказывал о кулинарных достижениях своей жены, которая готовит только избранным, а не кому попало. Непременно восхищался тонким вкусом клиента, красивой одеждой и прочими вещами. В общем, сыпал комплименты. В сотый за сегодня раз, проделав вышесказанное, смахнув чистым рушником невидимую пыль со стола, Ефим наклонился к уху сотника и прошептал:

– Всего за две ногаты наверху ждёт очаровательная особа из Смаракавна, зовёт себя гурией, только для дорогих гостей.

Сотник достал четверть гривны, за неимением мелких денег, положил на стол перед Ефимом и ловким движение пальцев крутанул серебряный прутик. Пока брусочек крутился, он осмотрел находящихся в харчевне людей, своих воинов не было.

– Мёда хмельного, гуся запечённого принеси, и ещё, тут должны были находиться мои люди, вот с такими мечами, – Савелий приподнял ножны, показывая эфес оружия, – где они?

Трактирщик оторвал взгляд от серебра, которое делало последние обороты, накрыл своей ладонью и ухмыльнулся:

– Известно где. Давно наверху, – указывая пальцем в потолок, – у гурии, деньгу не платили, пожрали и сразу туда.

Их разговор на минуту был заглушен громким хохотом, пронёсшимся по залу харчевни. В это время на импровизированной сцене появились куклы. Сделанные из дерева и соломы, неуклюжие, размером с локоть, но в одёжках. Одна напоминала удалого молодца в красной рубахе, вторая была в сарафане с прикреплённой в руке скалкой, символизируя прекрасную половину человечества. Артисты держали кукол в руках, сидя на корточках, озвучивали их, и были практически незаметны. Многое было позволено манекенам, ведь по условию представления, говорила кукла, а не человек. Ну не деревянный же чурбак тащить на правёж, если сказано что-то обидное. А говорилось зачастую крамольное, однако скоморохов никто не обижал, да и случай был явно не тот. По сюжету пьесы первая кукла приставала ко второй, делая недвусмысленные намёки на совершение интересного действия. Та отнекивалась и после попыток физического контакта колотила ухажера по голове палкой. В завершении спектакля парочка приходила к согласию, и тут скалка оказывалась в руках молодца. Теперь уже первая кукла отмахивалась от назойливых требований второй. Публика от смеха чуть ли не каталась по полу, с разных сторон давались советы: как, и что делать.

– Ступай, – промолвил Савелий, не обращая внимания на жалобу Ефима, – людям моим ни в чём не отказывай, пусть едят от пуза и веселятся.

Взгляд Савелия был сосредоточен на озвучивающей куклу девушке. Она стояла у самой стены, в руках держала погремушку и трясла ей, когда совершался удар скалкой по голове манекена. Что-то знакомое проскальзывало в чертах её лица, и это сходство с близким ему человеком не давало покоя.

– А если не хватит серебра? Веселье и питьё стоит дорого, – подстраховался Ефим, потоптавшись для приличия. «Кто знает этих пришлых? – рассуждал трактирщик. – Сегодня тут, завтра там. Четверть гривны с лихвой покрывала весь заказ, но если щедро платят, значит, и требовать будут за свои деньги по полной программе. Опять же, решат, что за всё заплачено и начнут куролесить, пока стража добежит, можно и живота лишиться, споря о ценах с пьяными воинами. С них станется, да толку от этого уже не будет».