Смородинка (сборник)

Если я скажу вам, что все это правда, вы мне все равно не поверите. Если я скажу, что это неправда, то тогда зачем я поместила этот рассказ в цикл «Шкатулка памяти»? Поэтому, выберу золотую середину. Все, что здесь написано, действительно было, но было не только со мной, а и с моими друзьями и близкими, иных из которых уже нет, а некоторые далече. Их и мои памятные истории легли в основу этого рассказа.

* * *

Любопытная, а вернее, любознательная звезда вела меня по жизни. Мне было интересно многое. Что такое «глубинное пение» в испанской поэзии, и новые сорта фиалок и сирени, как взбивать крем из манной каши, мариновать овощи, вышивать гладью и делать фигурки из соленого теста. Я знала названия планет и созвездий, более или менее разбиралась в музыке и живописи, определяла, какому поэту принадлежит то или иное стихотворение и изучала новые породы кошек. Упрямая и любознательная звезда моя была милостива ко мне настолько, насколько это ей представлялось возможным.

Я трудно сходилась с людьми, но мне всегда было интересно за ними наблюдать. Больше всего меня интересовали необычные, как говорят, вышибленные из правильной жизни люди. Правильность — это почти всегда скучно. А от скуки до жестокости, как известно, всего только шаг.

Поэтому, когда шалая звезда забросила меня однажды по делам в город С. я первым делом отправилась исследовать его. Городок был маленький и степенный. Из достопримечательностей в нем были гостиница с видом на кладбище, местный театр и железнодорожный вокзал с большими часами. Мой гостиничный номер выходил на зеленое безмолвие могил, часы на вокзале блестели перламутром и угрожающе били каждую четверть, а в местном театре давали оперу «Риголетто».

Покончив с работой, я решила пораскинуть мозгами. Раскидывать их было особо некуда — выбор был невелик. Или остаться в гостинице, или прогуляться по весеннему городу. Я вышла на балкон. Мраморные кладбищенские ангелы и гранитные плиты навевали мысль о бренности и тлении. Ни то, ни другое на ближайшие пятьдесят лет в мои планы не входило. Поэтому, когда солнце лизнуло голову близстоящего ангела, я окончательно сделала выбор в пользу прогулки. Бесцельно шататься, тем более по незнакомому городу не пристало женщине, как считала моя бабушка. Бедная бабушка, знала бы она, какие авантюрные черти плясали в моей душе! Я решила посетить вторую местную достопримечательность, тем более, что неплохо относилась к музыке Верди.

Народу в театре было чуть больше четверти зала. Пока герцог, поводя жирными бедрами, пел про то, что «сердце красавицы склонно к изменам», я рассматривала театр. Он был под стать зрителям — опрятным и сдержанным. В бархатных креслах было так покойно, так тихо, что я даже забыла о сцене. Там, между делом, творилось что-то странное. Шут Риголетто выглядел устрашающе. Нет, ему не положено быть писаным красавцем, но это было вообще за гранью! Косматые брови кустились над его глазами. Их не было видно из-под бровастых зарослей. Оттуда метались только черные молнии. Молнии ярости и желчи обиженного Богом горбуна.

Не став дожидаться, пока честный убийца Спарафучилле прирежет дочку шута, я покинула театр. Вдогонку мне неслись вопли оскорбленного Риголетто и вечно-игривая песенка герцога.

От театра к гостинице вели две дороги. Одна «просторная, дорога торная» через площадь центрального универмага, другая малолюдная, через аллею, обсаженную тополями и старую трамвайную линию. Шалая звезда моя выбрала для меня вторую. Охота пуще неволи.

Пройдя несколько метров, я услышала шум. Два щуплых подростка вырывали сумку из рук пожилой женщины. Один из них еще зажимал ей рот и елозил руками у нее под юбкой. Женщина была худенькая, волосы ее сбились и вытаращенные от ужаса глаза остановились на мне.

— М-м-мо-ми-те! — промычала она.

Я не знаю, что мне помогло тогда. По всем видимым и невидимым причинам я должна была очутиться рядом с женщиной в точно таком же состоянии. Но, то ли я была непуганой (а как же иначе я бы выбрала эту дорогу?!), то ли звезда моя меня охраняла, то ли, как говорила моя бабушка: «если ты, или твои родители сделали кому-то добро, оно непременно защитит тебя в нужную минуту».

— А-а-а-оу-у! — заорала я. В голове моей с невероятной скоростью, ворча, и перекрикивая друг друга, перемешались проклятия Риголетто, русский мат и азербайджанские ругательства! Но почему-то выдала я совсем неожиданное:

— Чума-а-а на оба ваших дома-а-а!! — завопила я словами Меркуцио и с его же лихостью помчалась на грабителей. Те ошалели. Впрочем, их жертва тоже. Еще бы! Из глубины шелестящей аллеи, сквозь нежные вздохи тополей на них неслась лохматая фурия в красном платье и потрясала над головой сумкой!