Но дело не только в этом. Когда наши предки вышли из лесов на равнины, изменилась форма нашего лица и глаз. Лица стали уплощенными. Если человек при желании может прижаться лицом к оконному стеклу или, при попадании торта, испачкать лицо целиком, то у обезьян это не выйдет: их лицо сильно выдается вперед, почти как у всех остальных млекопитающих. Центр человеческого лица – это глаза, а не рот или нос. Наши скулы расположены очень высоко – прямо под глазами. К глазам также привлекают внимание брови и лоб. Даже нос не остается без дела: он указывает, куда повернуто наше лицо. В отличие от множества млекопитающих, у нас очень развиты лицевые мышцы, в том числе вокруг глаз, и даже мышцы самих глаз. Выразительные средства, утраченные нами с потерей хвоста, компенсируются способностью к легкой иронической полуулыбке – которая совсем не то же самое, что открытая радостная улыбка или гримаса.
Как, должно быть, мешали эти эволюционные преобразования их первым обладателям! Они-то привыкли, что направление собственного взгляда не заметно никому, кроме них самих, – и вдруг каждый может проследить за ним. Наверное, хуже этого был бы только Волшебный Маркер, обводящий кружком половые органы, когда вы испытываете к кому-нибудь влечение, или “бегущая строка” на лбу, повествующая о ваших потаенных мыслях.
Однако наши предки справились с этими изменениями, и те стали предшественниками так называемого социального мозга современного человека – мозга, испытывающего особый интерес к лицам и глазам, а также к скрывающимся за ними личностям. За наш социальный интеллект отвечает не одна зона мозга: это целая сеть участков коры и подкорковых образований, но в первую очередь – участки префронтальной коры (прямо под поверхностью лба). Есть нечто прекрасное в том, что глаза – зеркало души – расположены почти непосредственно над этими участками. Однако соединяются они не напрямую: затылочная зона коры, обрабатывающая первичную информацию от глаз, находится в самой задней части головы.
Благодаря этому извилистому пути по коре головного мозга взгляд приобретает смысл – очень много смысла. Взгляд свидетельствует, что мы обратили внимание на что-нибудь, и мы физически реагируем, заметив, что на нас кто-нибудь смотрит. Симпатическая нервная система, которая заставляет нас пускаться бегом при виде льва и успокаивает, когда мы перевариваем обед, считает взгляд достойным интереса. Она реагирует на него так же, как на льва – но спокойнее (если, конечно, это
В любом случае, взгляд всегда заметен. Мы замечаем его с первого дня своей жизни. Новорожденные умеют очень немногое. Однако они с самого начала умеют делать выбор: предпочитают смотреть на лицо, смотрящее на них, а не на лицо, повернутое в другую сторону. Позднее они будут использовать эти взгляды, чтобы обмениваться чувством близости или понимания. Самый простой способ вызвать у младенца улыбку – дать понять, что вы смотрите прямо на него.
Начиная с этих первых взглядов, мы смотрим на тех, кого любим, и, как правило, любим тех, на кого смотрим. Или же тех, кто смотрит на нас: исследователи обнаружили, что в контролируемых условиях незнакомцы, которые смотрят на нас, нравятся нам больше, чем незнакомцы, которые на нас не смотрят. Сидя в зале, мы радуемся зрительному контакту с выступающим. В этом случае мы не только оцениваем этого человека как умелого докладчика или артиста, но и считаем его более сильным, знающим, привлекательным и достойным доверия.
Но когда беглый взгляд утрачивает свою беглость, он становится зловещим. Взгляд незнакомца вызывает неприязнь. Даже взгляд с портрета в состоянии смутить. Портреты эпохи Возрождения кажутся живыми отчасти потому, что глаза изображенного следят за нами, будто заигрывая, пока мы пытаемся ускользнуть от навязчивого взгляда.