Смотри, я падаю

Он вспоминает Наташу Кант и Гордона Шелли, когда они шли, держась за руки, по набережной. Любовь. Влюбленность. А на самом деле совсем другое. Для обоих или только для одного из них? Не имеет значения. Коррупция всегда взаимна, даже если она появляется с одной стороны. Ничего не остается, кроме людей в костюмах. Они играют в игру, на лицах маски. Пьеса, в которой никому не известны ни начало, ни конец. И где в ней точка невозврата. Возьми меня за руку, но это не моя рука, поцелуй меня в губы, но они не мои, войди в меня, но это не меня ты ощущаешь, потому что я не здесь, а ты чувствуешь что-то совсем другое.

«Соблазни польку».

Наташа Кант.

На снимках, которые он делал, она выглядела счастливой, будто она нашла любовь, которую не заслуживали такие, как она. Любовь, в существование которой она не верила.

«I’m in»[186].

«I’m ready»[187].

«Why am I doing this?»[188]

«Who are you?»[189]

Тим проснулся. Пьет кофе, который с полчаса назад принесла его британская хозяйка. Читает дальше в списках, присланных Симоной. Видит, как Гордон Шелли начинает меняться, сомневаться, может быть, на самом деле в нем просыпается любовь к Наташе. Начинает задавать вопросы, которых не следовало задавать. Но Тим догадывается, что это не имело никакого значения, спрашивал Шелли что-то или нет.

Рана чешется, это хороший признак, мышцы возрождаются, появляются корочки, эти струпья превратятся потом в ткань шрама.

Много звонков и СМС Эндрю, похоже, он капитан на яхте, где Гордон Шелли выполнял мелкие работы.

«Можешь сегодня поработать несколько часов? Драить палубу?»

«Sure[190]. Буду в одиннадцать».

А вот тринадцатое августа. День убийства. Сообщение от этого Эндрю утром.

«Генеральная уборка, большая немецкая группа завтра, сможешь?»

«Когда?»

«Сейчас?»

«Буду через час».

«Это на весь день».

«О’кей».

Остатки жизни. Он лежит в постели и снова чувствует себя Тимом – вуайеристом. Подглядывающим за неприличным, интимным в жизни других, чтобы не надо было жить собственной жизнью. Но теперь это стало и его жизнью, эти списки в жаркой влажной комнате.

«Где ты стоишь? В I Adriano или в Portals? Adriano, 19J».

Может ли яхта стоять на этом причале до сих пор? На месте номер 19J? Этот Эндрю вполне может быть последним человеком, видевшим Шелли живым, кроме убийцы.

Тим поднимается. Одевается. Умывает лицо и чистит пальцем зубы. Берет пакет с деньгами, засовывает пистолет за ремень брюк и выходит из пансионата.

По пути в Port Adriano он проезжает мимо клиники Ханса Баумана, она все еще закрыта. Оттуда до гавани всего четверть часа.

Бетонная стена двенадцатиметровой высоты преграждает доступ к морю. Сотни метров в длину, непреодолимых, как бункер во время войны. Огромный волнорез защищает от штормов яхты олигархов, бывших начальников отделов КГБ и нигерийских нефтяных князей. Вся гавань как бы ампутирована от тела острова, отрезана напрочь, а красные камни скал кажутся на солнце кровоточащими.

Повсюду люди. Обслуживающий персонал яхт в белых теннисках и обуви. Полные предвкушения группы чартерных пассажиров, которые пытаются выглядеть богатыми, но их выдают пиратские копии сумок, якобы от Louis Vuitton. Действительно богатые ожидают, что море перед ними расступится, как только их гольф-кары поднимутся на борт.

Тим ищет причал 19J. Проходит мимо группы скульптур животных, выполненных в материале, похожем на жесть, раскрашенную маслом. Слоны, крокодилы, лев, антилопа гну, первобытный бык, а им всем аккомпанирует ансамбль лягушек, играющих на банджо.

Он блуждает между по-настоящему крупными судами, типа Skyfall, No Timing, Gattopardo, Veyron, которые зарегистрированы на Тенерифе и в Валетте, на Мальте.

На месте 19J стоит длинная яхта Sunseeker со сниженной кормой. Он приближается медленно, не видит на причале никаких полицейских. Вообще никого, кто не вписывался бы в обстановку.

Он делает последние шаги к лодке. Его ослепляет свет, который отражается в золотой панели у входа в соседний ресторан. На причале лежит серо-черный коврик с текстом «Добро пожаловать на борт», а рядом неаккуратно свернутый пластмассовый шланг.

– Эндрю! Ты здесь? – кричит он вглубь судна. – Мне нужно с тобой поговорить.

Никакого ответа.

Он перепрыгивает через деревянный планширь, оглядывается, никто не обратил внимания на его оклик, все на набережной заняты каждый своим.

Немного колеблется.

Салгадо и его приспешники могут поджидать меня. Заманить меня вниз, в лодку, убить. А вдруг они схватили Симону и заставили ее обмануть меня, точно так же, как мамасан Эли заманила меня в район Illetas.

– Наташа! – кричит он. – Наташа!