Смотри, я падаю

Лихорадка возвращается, и Тим самовольно увеличивает дозу антибиотиков, спит, потеет, пьет. Май Ва приходит к нему, приносит еду, чистую одежду, купленную на каком-то китайском базаре, сидит рядом на кровати автодомика и караулит, пока он ест булки, приготовленные на паровой бане, следит, чтобы он съел каждый кусочек теста. Он пытается встать, в боку резь и жжение, и Май Ва приносит утку, которую она выносит, когда приходит. Ему удается встать, осторожно, он держится за мойку, чувствует, как дрожат ноги, они могут его подвести, но он все-таки встает, и температуры больше нет.

Он просит Май Ва купить ему телефон без абонентской карты, одноразовый. Она возвращается с подержанным «Самсунгом».

Он переносит туда все свои контакты, снимки, посылает сообщение Симоне. Рискует, доверяет ей. Она наверняка беспокоится, поскольку он не звонит.

«Где ты?»

«Полиция подстрелила».

«No shit?[168]»

«No shit. Читала о стрельбе в районе Illetas? Это в меня там стреляла полиция».

«Что ты там делал?»

«Это длинная история».

Она звонит, но он отклоняет вызов.

«С тобой все в порядке?»

«Я в порядке. Слабость. Что нового?»

«Пока нет. Позже. Вильсон спрашивает, где ты».

«К черту Вильсона».

«Где ты?»

«На Мальорке».

«Черт тебя дери, Тим», и смайлик пурпурного сердца с веселой рожицей.

Он звонит Ребекке, много раз, но она не отвечает. На четвертый день она присылает СМС с анонимного телефонного номера.

«Ты можешь снять дренаж. Ляг на спину и вытащи прямо наверх. Не должно кровить. Сними швы, если рана затянулась».

Но дренажа нет. Она сама его вытащила, когда была здесь, когда он спал, она, должно быть, забыла об этом.

Ее сообщение он получил ночью. Он был один и в окно автодома видел, как небо начинает тлеть снизу от городских огней. Он не может больше здесь задерживаться. Наташа. Она где-то есть, жива. Агнешка права насчет своей дочери.

Он ложится плашмя на матрас. Нужно поменять повязку. Берется за край пластыря и тянет. Чувствует, как натягиваются швы, жесткая холодная боль бежит к легким, хватает за сердце, он рычит от боли, как одинокий хряк в пустом свинарнике, вскрикивает, но тут и кожа, и рана, и повязка отпускают друг друга, снова появляется кровь, но совсем мало, в том месте, где был дренаж. Он сводит края раны пальцами, останавливая кровь, находит в кухне ножницы, разрезает швы, опасается, что кожа не будет держаться, когда он уберет нитки, но края раны держатся без швов. Он перевязывает рану, а потом спит двенадцать часов подряд. А когда просыпается, то повязка по-прежнему белая, без крови, и он ковыляет, выходя в полуденную жару. Заставляет себя глубоко дышать.

Наступил седьмой день.

Май Ва приезжает в сумерках. Дает ему еще комплект чистой одежды. Пара джинсов, черная футболка, синие эспадрильи на конопляной подошве.

– You not ready, mr Tim. Not ready[169].

Он сидит на складном стульчике у автодома, розовый свет накрывает горы Сьерра-де-Трамонтане, а она стоит перед ним, с потным лбом после поливки огорода из пятнадцатилитровых канистр.

– Stay more days. Get strong[170].

Он качает головой.

Она опять уезжает, высовывает голову из открытого окна машины и велит ему ждать, вернется через час.

Через пятьдесят минут она возвращается, за ее машиной едет синяя «Шкода», и сначала Тим думает, что она его предала, готов выскочить из автодома, бежать через поле, но потом видит, что за рулем второй машины сидит пожилой китаец.

Тим выходит во двор.

Май Ва идет к нему. Показывает на «Шкоду».

– Car for you. Not safe with yours[171].

Его машина осталась в Illetas. Он совсем не думал о ней в эти дни. Карточки с фото Эммы лежат за солнцезащитным козырьком, бутылка с водой, подстилка. Может быть, машина так и стоит там, где он из нее выскочил, а может быть, ее конфисковала полиция, хотя мотивировать это было бы трудно.

Китаец вылезает из машины. Не приветствует, а идет прямо к грядке и начинает вырывать сорняки.

– Old friend[172], – говорит Май Ва и проводит пальцем по губам, будто закрывает замок молнию.

– How much for the car?[173]

– Pay me later[174].

– No[175].

– Three thousand. OK?[176]

Он дает ей четыре тысячи из пакета с деньгами Петера Канта.

– Too much, mr Tim[177].

Небо над ними окрашено в пылающие нюансы красного цвета, спектр которого находится в постоянном движении, тона проникают друг в друга.

В боку пульсирует, когда он ее обнимает, и она отвечает ему тем же. Ее тело удивительно твердое в тех местах, где он думал, что мягкое, он шепчет «спасибо», и они отпускают друг друга. Он садится в машину, бросает пакет с деньгами на пассажирское сиденье и уезжает оттуда.