Ответа Алаева я не слышу, потому что спешу захлопнуть дверь своей комнаты. Получается чуть громче, чем я планировала, но сейчас это мало волнует. Вряд ли сладкая парочка обратила внимание на чересчур резкий звук. Они слишком увлечены друг другом.
Приваливаюсь спиной к двери и, прижав руки к груди, часто дышу. Сердцебиение никак не нормализуется. Перед глазами плывет. Наверное, сахар опять подскочил.
Порывшись в сумке, достаю глюкометр и привычным движением прокалываю палец. Ну точно, аж до восемнадцати поднялось. Такое нечасто случается…
Подкалываю инсулин и, раздевшись, валюсь на кровать. Надо бы сходить в душ, смыть макияж и нанести ночной крем, но внезапно навалившаяся апатия сковывает невидимыми нитями по рукам и ногам.
Ничего не хочется. Вообще.
Алаев умудряется высасывать из меня волю к жизни, не прилагая к этому никаких усилий. Ему всего-то и нужно привести в дом ненавистную мне девицу и поиграть с ней в любовь. Вроде бы мелочь, а меня почему-то плющит не по-детски. Как от лихорадки ломает. Не могу перестать думать об этом. Да что уж там… Даже с кровати соскрести себя не могу. Тело ватное, в голове туман.
Может, съехать отсюда к чертовой матери? Деньги у меня есть, желание — тоже. Можно было бы подсуетиться насчет общежития. Или квартиру с соседками снять. Мама, конечно, будет в ужасе, но, с другой стороны, я не могу все время жить с оглядкой на ее мнение. Ей-то в этом доме хорошо, она здесь любима… А я? У меня сплошные нервотрепка и стресс.
Надо будет всерьез обдумать эту идею. На свежую голову.
Бултыхаясь в густом бульоне из тревог, обиды и ревности, я незаметно соскальзываю в сон. Неспокойный, мятежный, поверхностный. Часто дергаюсь, порываясь проснуться, но липкая дремота затягивает, словно черная дыра. Перед взором мелькают резкие неприятные сновидения: ухмыляющийся Тимур, ликующая Вероника и я, ползающая по полу на коленях в тщетной попытке собрать осколки своего разбитого сердца…
Глава 37
Утро начинается с неприятных ощущений. Едва я продираю глаза, как о себе дает знать ноющая головная боль, которая противными пульсациями расползается от затылка к вискам. Такое чувство, будто я всю ночь пила. Ну или билась лбом о стену. Других ассоциаций мое паршивое состояние не вызывает.
Кое-как собравшись с силами, поднимаюсь с постели и жадно заглатываю таблетку анальгина. Было бы замечательно, если б к первой паре боль хоть немного стихла. А то, боюсь, в таком состоянии провал на самостоятельной по алгебре мне обеспечен.
Умывшись и наспех одевшись, спускаюсь на первый этаж, где мама вовсю готовит ароматной завтрак. В отличие от меня, она выглядит выспавшейся и отдохнувшей. Даже губы подкрасить успела. Вот, как сказывается на женщинах умиротворение и душевный покой.
— Доброе утро, Лер, — родительница окидывает меня внимательным взглядом. — Ты неважно выглядишь. Как самочувствие?
— Да пойдет, — отмахиваюсь я. — Голова с утра трещит, а в целом все нормально.
— Таблетку выпила?
— Да.
— А укол поставила?
— Ма-а-ам, — не удержавшись, закатываю глаза.
Я живу с диабетом уже много месяцев, а она по-прежнему контролирует, поставила я укол или нет. Словно я глупая и не осознаю, что от инсулина зависит моя жизнь. В обычные дни я с пониманием отношусь к маминой опеке, но сегодня почему-то нервничаю. Должно быть, все дело в изначально дурном расположении духа.
Родительница никак не комментирует мое отсутствующее настроение. Молча ставит передо мной тарелку с кашей и принимается разливать чай.
— А где все? — интересуюсь я, цепляя ложкой ягоды, которые лежат на поверхности.
Не то чтобы я нуждаюсь в компании во время завтрака, но все же странно, что ни Тимура, ни тем более его отца нет за столом.
— Анвар сейчас спустится, — коротко бросает мама, раскидывая по дымящимся кружкам ломтики лимона.
Про Тимура решаю не спрашивать. Мне-то какое дело до его отсутствия, верно? Даже хорошо, что его нет. Без пристального внимания карих глаз и дышать, и есть несравнимо легче.
— Всем привет! — спустя минут пять со второго этажа показывается Анвар Эльдарович.
Одного беглого взгляда на него достаточно, чтобы понять, мужчина расстроен. Его темные кустистые брови сомкнуты, а на смуглой коже лица виднеется нехарактерный румянец.
— Доброе утро! — робко пищу я, пряча взор в тарелку.
Порывисто отодвинув стул, Анвар Эльдарович садится за стол. От него исходит тяжелая энергия злости и негодования. Будто он только что участвовал в конфликте или с кем-то ссорился.
— Ну, как дела? — негромко спрашивает мама.
Судя по ее понимающему виду, она догадывается или даже знает, в чем причина недовольства мужа.
— Тимур съезжает, — объявляет Анвар Эльдарович и с остервенением хватается за ложку.
Я удивленно распахиваю глаза, а мама сочувственно похлопывает его по плечу:
— Не удалось уговорить его остаться хотя бы еще ненадолго?
— Ты же знаешь, какой он упрямый! Если вобьет что-то в голову — не выбьешь! — выпаливает Анвар Эльдарович, засовывая в рот полную ложку с кашей. Очевидно, она оказывается слишком горячей, потому что мужчина морщится. — Лиз, воды дай.