Смотри, но не трогай (СИ)

Почему-то мне кажется это важным. Не только для Никитиного внутреннего спокойствия, но и для своего собственного. Ведь теперь, когда мы с Алаевым не делим жилплощать, мне будет проще выкинуть его из головы. Уверена, пройдет немного времени — и наваждение рассеется как туманная пелена по утру.

Ведь между нами не было ничего серьезного… Подумаешь, вспышка страсти, замешанная на ненависти, боли и физическом влечении… Классическая формула абьюзивных отношений. А я не из тех, кто цепляется за деструктив. Мне нужна гармония. Вот как у нас с Матвеевым: никакого нерва, плавно, по-хорошему предсказуемо и очень-очень нежно…

— Это отличная новость, — Никита улыбается и целует меня в губы. — Наконец-то мы вдвоем.

Глава 38

Тимур

Едкий дым разъедает легкие. Тушу скуренный до фильтра бычок и цепляю губами следующую сигарету. От никотина уже мутит, башка чумная. Но я упорно продолжаю травиться и дымить. Уж лучше чувствовать дурноту, чем жгучую горечь, которая, подобно хирургическому скальпелю, рассекает грудину.

Грановская танцует в паре метров от меня. Изгибается, как кошка. Красиво, плавно. Когда она, закрыв глаза и медленно вращая кистями рук, откидывает голову назад, ее пшеничные волосы елозят по пояснице. Есть в этом зрелище нечто чарующее. Нечто такое, что держит мое внимание в напряжении уже которую песню подряд.

Все же свалить из дома было правильным решением. Когда Лера не маячит перед глазами по сто раз на дню, держать эмоции в узде гораздо проще. Мысли о ней не исчезают из головы окончательно, но, определенно, становятся тише. Так что порой мне удается забыть о своем болезненном наваждении.

Однако, когда я вижу Грановскую, мое тщательно взращиваемое хладнокровие осыпается в крошево. Пульс учащается. Давление подскакивает. А чувства, которые я притуплял мнимым пофигизмом, толчком из нутра выбрасывает…. И все. Больше я не способен их контролировать.

— Тим, ты чего какой напряженный? — пальчики Вероники пробегаются по руке.

— Что? — я вздрагиваю, нехотя возвращаясь к реальности.

— Я говорю, расслабься, — она забирается на диван с ногами и, устроившись сзади, принимается массировать мне шею. — На тебе лица нет. О чем таком неприятном ты думаешь?

— Да так, о своем…

— Тим, ну скажи! — требовательно. — Может, я могу помочь?

— Забей, Веро, — цежу сквозь зубы.

— Ну как знаешь, — отвечает вроде спокойно, но я все равно слышу обидку, затаенную в голосе.

С Ланской все по-старому: она тщетно пытается разбудить во мне романтика, а я тщетно пытаюсь отыскать в ней то, что меня когда-то влекло. Но сколько бы мы ни вели задушевных бесед, как бы самозабвенно ни трахались, внутри меня ничего не оживает. Я ее разлюбил. И, походу, это бесповоротно.

Вероника отвлекается на разговор с подошедшей к ней подружкой, а я вновь прилипаю к Грановской жадным взглядом. Лера меня не замечает. Я бы даже сказал, игнорирует. Намеренно. Вроде как: если я на тебя не смотрю, значит, ты не существуешь. Однако я больше не хочу быть молчаливой галлюцинацией. Задолбало. Если не подойду к ней сейчас, неминуемо взлечу на воздух.

Встаю с дивана и двигаюсь в сторону импровизированного танцпола, на котором зажигают девчонки. Без понятия, что собираюсь делать. Плана нет. Я просто повинуюсь давно назревшему импульсу.

— Тим, в доме сиги курить нельзя! — передо мной возникает перепуганный Верещагин. — Меня предки на фарш пустят!

— А ты проветри — и они ни о чем не узнают, — советую я, а затем пробую обогнуть кипишного однокурсника.

— Нет, друган, так не канает, — он тоже делает шаг в сторону, преграждая мне путь. — Придется потушить. Ну или переместиться на улицу.

Алекс — неплохой пацан, но уж больно дотошный. На кой черт закатывать вечеринки на дому, если мандражируешь из-за каждого пустяка? Курение в помещении — это такая мелочь.

— Все, потушил, — отщелкиваю окурок в близстоящий горшок с фикусом. — Доволен?

Верещагин закатывает глаза, но читать нотации дальше не порывается. Молча отходит в сторону, освобождая дорогу.

Устремляю взгляд туда, где минуту назад танцевала Лера, и у меня в груди разрывается маленькая ядерная бомба. Всего один несчастный миг промедления — и вот она уже не одна. Матвеев рядом нарисовался. Присосался к ней, будто голодный клещ. Намертво.

Чувствую, как меня перекашивает. От злости, от ревности, от отвращения. Нет, разумеется, я в курсе, что они вместе, но одно дело — просто знать, и совсем другое — наблюдать за их лобызаниями собственными, мать вашу, глазами.

Хочется ослепнуть. Хочется с корнем выдрать глазные яблоки, лишь бы не видеть, как его язык проталкивается в ее рот.

Погано. Хоть волком вой.

И зачем я приперся на эту тусовку? Идиот, блин.

Приложив усилие, отворачиваюсь от целующейся парочки и тут же напарываюсь на внимательный взгляд Веро. Бьюсь об заклад, все это время она наблюдала за мной. Считывала эмоции. Слышала, с каким громким хрустом я ломаю нос говнюку Матвееву в своих фантазиях.

Ланская не отводит взор и не пытается изобразить улыбку. Смотрит прямо и с вызовом, словно уличила меня в чем-то дурном. Осуждает, наверное. Злится.