Смотрящие вперед

- А Глеб? - спросил я.

Лиза сказала, что он жив и здоров, но... как он искал нас, где, почему нас не подобрали?

Лиза переглянулась с Турышевым и усмехнулась недобро.

- У него умер отец...- сообщила сестра.

- Умер? - вскричали мы с Фомой одновременно.

- Да, умер. Глеб сначала ездил на похороны, а потом вернулся за увольнением. Теперь он уже окончательно переехал в Москву. Мне писала жена Андрея Георгиевича, что Глеб даже не зашел к нему попрощаться в больницу... наверное, боялся его проницательности.

- Боялся... почему?

- Глеб добрался до Астрахани благополучно, в половине восьмого уже приземлился на аэродроме. Почувствовав, вероятно, полную невозможность признаться в том, что он высадил вас посреди моря на лед (он же самолюбив и горд до крайности!), Глеб объяснил так... Ох!.. Он сказал, что самолет обледенел, не мог вывезти троих, и он оставил вас с тюленщиками из казахского колхоза... Тюленщики направлялись домой на лошадях и охотно захватили вас.

- Вот мерзавец!..- даже как-то растерялся Фома.

- Он подлый, о, какой он подлый! - воскликнула Лиза и заплакала.

Отец осторожно дотронулся до ее волос.

- Доченька, не плачь, вернулись ведь.

- Львов сказал, что перепутал название казахского колхоза, откуда были тюленщики,- вздохнув, стал продолжать Турышев,- поэтому, вместо того чтобы выслать самолеты на поиски, вас искали по колхозам. Были запрошены все районы, никто о вас не слышал. Как сквозь землю провалились.

- Мерзавец! Попадись он мне теперь! - сжал кулаки Фома.

- Ну и как же? - торопил я.

- Охотин узнал эту историю и что Глеб спешно увольняется, ну и заподозрил его... Собственно, причина увольнения была ясна - переезд в Москву в связи со смертью отца, освободившейся квартирой и прочим, о чем Глеб предупреждал давно. И все же Охотин заподозрил неладное. Он прямо из больницы позвонил в авиационный штаб, а заодно и в прокуратуру и высказал свои догадки. Лишь тогда начались поиски в море... Через двенадцать дней после того, как вы уже попали в относ. Глеб упорно отрицал, надеясь, верно, что вы уже погибли и никто ничего не узнает. Теперь ему не вывернуться. Из комсомола его, конечно, исключат. Охотин говорит, что Глеба спишут на землю и, может, отдадут под суд. Львов был летчиком по ошибке: ему не хватало моральных данных. Отец и сестра не верили в него как летчика, считая слишком слабохарактерным да и физически слабоватым. Они ошиблись. Глеб оказался более крепким и более волевым, нежели они ожидали. Он прекрасно овладел техникой пилотажа. Но... одна техника - этого всегда и во всем слишком мало. Надо прежде всего быть человеком.

Так говорил Иван Владимирович, но это были мои мысли и мысли Фомы. Как странно бывает слышать твое заветное, высказанное другим человеком, и какую это дает радость!

- А где сейчас Мальшет? - спросил Фома. Он был очень взволнован. Видно, здорово расстроился.

- Мальшет отозван в Москву, он же на работе. Андрей Георгиевич выписывается на днях из больницы,- пояснил Иван Владимирович.

Лиза вскочила, чуть не опрокинула стул, и, порывшись в письменном столе, подала мне пачку телеграмм от Филиппа. Все они были об одном: "Телеграфируйте, если что узнаете нового. Филипп"; "Звонили из штаба, начались поиски в море. Мальшет"; "Лизонька, береги себя, будь мужественна, они будут найдены. Филипп"; "Дорогой Иван Владимирович, добился отсрочки вашего поступления институт, поберегите Лизу. Филипп"; "Из штаба заверяют: скоро будут найдены, крепитесь. Филипп"; "Лизонька, береги себя, не отчаивайся, они не пропадут, с Яшей Фома. Мальшет"; "Лизонька, береги себя, рвусь в Бурунный, пока не могу приехать. Твой Мальшет".

- И по телефону каждый день звонит,- смеясь, но с невольной гордостью сказала сестра.

Фома заметно помрачнел. Он уже, бедняга, ревновал. Мне его стало жалко. Лизе, наверное, тоже.

- Фома, хочешь еще пирога? - ласково спросила Лиза. И потребовала, чтобы мы наконец рассказали "подряд" о своих приключениях на море и на берегу.

Я стал рассказывать подробно, но Лиза опять заплакала, пришлось сократить свой рассказ. Она еще не была в силах выслушать все: уж очень настрадалась за это время, когда почти никто не верил уже в наше спасение. Фома подмигнул мне, и я заговорил о другом.

Вдруг Лиза посмотрела наплаканными глазами на Турышева, улыбнулась и подняла бутылку кагора, рассматривая ее на свет висячей лампы.

- Еще есть вино? Папа, разлей по рюмкам. Теперь мы выпьем за здоровье мужа и жены. Наш Иван Владимирович женился и покидает нас. Да. Они прямо с аэродрома пошли в Астраханский загс и зарегистрировались, а я была свидетелем...

- Совершенно потрясенным свидетелем...- расхохотался Иван Владимирович.- Но подождите, не разливайте кагор, Николай Иванович, у меня для этой цели припасено шампанское. Только неуместно было о нем вспоминать до поры до времени. Сейчас принесу, одну минуточку...

- Кто же она? - тихонько тронул меня за плечо Фома.

- Васса Кузьминична,- обрадованно шепнул я другу, а Фома просто обомлел от удивления, глядя вслед Турышеву.