Смотрящий

Этот далеко не детский стишок полностью всплыл в памяти, и он понял, что это последствия, доселе никогда не посещавших его, раздумий. Его даже передёрнуло, когда он досчитал, что стало с третьим негритёнком, которого схватил медведь, и их осталось двое.

Боевой дух и настрой, с которым они выезжали из депо, получил мощный удар в пах мыслями о том, что конец может внезапно прийти в любой момент, абсолютно в любой, даже сейчас, в данную секунду. В этом не было ничего предосудительного, так бывает всегда, когда теряешь друга, с которым только что шутливо перекидывался фразами, потому что вместе с ним ты лишаешься немалой части себя, не способной на восстановление. Боль потери частично уйдёт, но воспоминания, стелящиеся легким бризом, теперь всегда будут цепляться за этот шрам, освежая и сдувая с него пыль, оголяя нервы, не давая им очерстветь.

Башкир сел за руль и развернувшись на дорогу, поехал назад. Салон снова наполнился притягивающим своим пониманием этой жизни, голосом лидера ДДТ, теперь он пел о венках на дорожных столбах. Одновременно с поля подъехал и Боцман:

— Стартуем, братва. Лесник уже заждался. Хирург, садись за мою. Ильдар, давай я поведу, а ты рядом. Обсудим, как они нас пасли. Это тоже вопрос, о котором стоит покумекать.

Машины снова продолжили свой путь, такой же уверенной поступью возвращающегося с удачной охоты льва, как и начинали его. С одной лишь разницей, вторая стала на 90 килограмм легче.

Боцман спокойно, чуть исподлобья, вглядывался в паутины лобового стекла, центром которых были три пулевых попадания и отрешенным голосом, как будто это имело сейчас для них такое же значение, как алфавит древнегреческого языка или сколько пар иголок у дикобраза, спросил:

— Выходит, все эти дни они следили за нами?

— Выходит так, — в голосе Башкира начало появляться бряцание металла, он возвращал свою решительность и холод ума, отправляя поглотившие его чувственные эмоции в долгий отпуск, — как мыслишь, когда они будут здесь?

— Скорей всего уже выехали. Те двое, что ушли, сто пудов отзвонились, поэтому, думаю, через пару часов будут трупики убирать, а потом наведаются в депо.

— Ненавижу оставлять живых, жаль, времени не было найти их. Уверен, гости разделятся. Одна группа отправится на станцию, а вторая рванёт за нами. Дорога здесь, сука, одна.

— Ты химиков предупредил?

— Сказал им, что если нас не будет двое суток, пусть линяют по домам. Дал немного денег, хотя…, что толку? Им плевать на кого работать, они не при делах.

— Короче, Башкир, назад мы не вернёмся.

— Не факт. Это уже Лесник будет решать, так что вытягиваем пахана…

Образовавшееся молчание продолжалось недолго. Большой палец правой руки Боцмана начал беспокойно стучать по кожаной обмотке руля, явно не в ритм игравшей песни легенды русского рока, на что сразу обратил внимание Ильдар.

— Нервничаешь?

— Нет, Башкир, вот, о чём кумекаю. Может, тоже разделимся. Мы четверо в лес, а остальные пацаны встретят их авангард «хлебом и солью». Пока мы будем лазать по этой чаще, гости однозначно найдут машины и будут ждать нас около них. Уверен, узнав о смерти Зубара, они настроены решительно, в авторитете был.

— Надо подумать.… На месте разберёмся, уже недалеко осталось. Одного не могу понять. Если они пасли всё это время, то прекрасно знали, сколько нас. Зачем надо было вчетвером идти против восьмерых? Смысл? Или рассчитывали на внезапность? Всё равно это глупо. Согласен, Боцман? Что-то не сходится.

— Ты сильно заморачиваешься. Мне кажется всё дело в Зубаре. Сливки хотел сорвать, мол, я один порешил всё с ними, пока вы там сидели, зализывали раны и думали, что делать. Мечтал он лаврами быть обвешанный, вот и получит венки, только, правда, не на голове, а на могиле сверху.

— Да, наверно, ты прав, скорей всего так и было.

Справа начался лес, стоявший непреступной беспроглядной, как смоль, стеной, напоминая чёрную дыру. Он, как и она, тоже мог с легкостью поглотить всё, что к нему приблизилось и непринужденно одним росчерком пера оформить вечную прописку в безмолвии. Даже казалось, что фары освещают только самих себя и ничего в страхе не могут поделать с окружающей зловещей глубокой тьмой. До места прибытия оставалось около полутора километров.

— Жутковато здесь ночью. Чувствую себя гитлеровцем в белорусских лесах. Как говорится, чем дальше в лес, тем толще партизаны, — Боцман ухмыльнулся сквозь прищуренный напряженный взгляд.

— И это ты говоришь? Всё с непривычки. Когда глаза освоятся, будет легче.

— Ты же знаешь, Ильдар, я люблю простор, особенно морской, поэтому так и сказал, — и через секунду добавил, — подскажешь, где останавливаться, ни черта не вижу.