Если попытаться оценить событийную сторону происходящего на экране, то окажется, что молодые люди совершают череду необдуманных поступков, не имеющих на первый взгляд ни внешнего, ни внутреннего обоснования. Они с завидной настойчивостью (если не сказать навязчиво) демонстрируют бессмысленность собственного существования – делают обрезание, прыгают с балкона, признаются в убийстве (которого не совершали), дерутся, выпивают кислоту, думают, не налить ли кислоту другому. Иными словами, они занимаются натуральным саморазрушением. И все означенные метания в отчаянной попытке найти хоть что-то осмысленное, заякориться и спастись от саморазрушения приводят к обратному результату, только лишь его ускоряя.
Идея саморазрушения лучше всего выражена в символе кислоты. Кислота вообще оказывается здесь многозначным образом – это и наркотик, и музыкальный жанр Club Acid, и способ физического саморазрушения, и инструмент превращения советских артефактов в так называемое современное искусство на продажу. Последнее выглядит наиболее символичным: здесь обычная хлорная кислота используется в циничной (пошловатой) манере как способ сжигания прошлого без создания будущего. Еще один способ имитации деятельности по преобразованию мира.
В наиболее обобщенном виде кислота – это не характеристика общества, как порою принято рассуждать. Это субстанция, которая не дает тебе жить спокойно, разъедает и сжигает тебя изнутри. Как пел в свое время Борис Гребенщиков: «Я сам разжег этот огонь, который выжег меня изнутри. И я ушел от закона, но так и не дошел до Любви…». Конечно, его песня про другое и посвящена иному поколению – «поколению дворников и сторожей». Но и в нашем контексте звучит неплохо.
Некоторые яростно критиковали фильм за то, что он однобоко описывает жизнь молодежи. Но будем справедливы, фильм вообще не об этом, это не жизнеописание, а, скорее, именно высказывание или даже, более того, крик, обращенный к старшим поколениям: Вы вообще нас не знаете! Вы нас не понимаете! А когда захотите понять, поздно будет – со всеми своими никчемными заботами вы останетесь без нас! Это явное, подчеркнутое несколько раз предупреждение. И обращено оно, конечно, напрямую к родителям: в конце фильма размещено посвящение мамам и папам.
Тема, конечно, мягко говоря, не новая. Вспоминается, в частности, одна из самых пронзительных песен группы «Телевизор», в которой Михаил Борзыкин зловеще предрекал: «Дети уходят. И никаких революций, просто уходят, они не хотят вам мешать, спите спокойно, они никогда не вернутся…». Но жизнь все же не стоит на месте. Тема неумолимого ухода молодых (без ясной цели), действительно, была одной из стержневых в предшествующем поколении. Вспомним Виктора Цоя: «Закрой за мной дверь, я ухожу» или Илью Лагутенко: «Уходим, уходим, уходим. Наступят времена почище…». Теперь же вместо прежней темы ухода возникает другая тема – саморазрушения.
Откуда берется эта тяга к саморазрушению? Поскольку мы не просто хотим зафиксировать это явление, но хотим его понять, давайте поищем хоть какие-то объяснения. Справедливости ради, фильм подбрасывает нам пару таких объяснений, удачных или неудачных – рассудите сами.
Мы не такие, как вы
В качестве первого объяснения нам подсказывается традиционный сюжет про конфликт поколений: дескать, родители – «моральные уроды», не знают и не понимают собственных детей, вдобавок живут как-то криво (и сами это осознают), и эта их жизнь вызывает справедливый протест у молодежи. С таким объяснением мне лично трудно согласиться. И дело не в желании как-то оправдаться от лица старших поколений – в стиле «мы здесь ни при чем», «мы на самом деле хорошие», а «они сами виноваты». Просто ожидаемое объяснение через конфликт поколений слишком уж традиционно, оно устарело на пару десятилетий.
Да, конечно, хотя бы в силу возрастных различий поколения с трудом понимают друг друга (в фильме говорят: «Мы не такие, как вы»), и так было всегда. Вспомним нашего классика Ивана Сергеевича Тургенева, который первым приходит на ум: «Однажды я с покойницей матушкой поссорился: она кричала, не хотела меня слушать… Я, наконец, сказал ей, что вы, мол, меня понять не можете; мы, мол, принадлежим к двум различным поколениям. Она ужасно обиделась, а я подумал: что делать? Пилюля горька – а проглотить ее нужно. Вот теперь настала наша очередь, и наши наследники могут сказать нам: вы, мол, не нашего поколения, глотайте пилюлю»[100]
.