Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков

Словом, работать во многом стало удобнее, не надо никуда ехать, привязываться к определенному времени. В итоге, по данным еще одного масштабного исследования настроений россиян, проведенного Высшей школой экономики в 2020 г., четверо из десяти опрошенных не готовы выходить снова в офис – то ли боятся заразиться, то ли уже успели привыкнуть к удаленной работе. Хотя оставшиеся шестеро из десяти все же хотели бы вернуться к обычной жизни.

В целом переход к работе онлайн расширяет границы личной свободы. Но при более внимательном рассмотрении не все оказывается столь радужным. Обращается внимание на стирание границ между рабочим и свободным временем. «Распределенный досуг», по мнению многих, начинает превращаться в неоплачиваемую работу[122]. Возникают аналогии с классической фордистской фабрикой, которая теперь строится на базе информационных технологий и распределена по домам работников. Кстати, надомный труд среди крестьян (так называемая рассеянная мануфактура) практиковался еще до начала промышленной революции. Новые же технологии, с одной стороны, всячески облегчают жизнь, а с другой – предоставляют и возможности для более плотного контроля со стороны работодателя. Крестьян контролировали только по результатам их труда, а теперь появились возможности контролировать весь трудовой процесс буквально поминутно, в чем-то даже более эффективно, чем на конвейерах Генри Форда.

Наконец, появляющиеся новые возможности для самостоятельной занятости с большей свободой и гибкостью трудовых графиков сопровождаются ростом так называемой гиг-экономики – с массовой работой вне штата организаций или по краткосрочным контрактам, с прекарной занятостью, без гарантий и социальной защиты, т. е. со значительным ухудшением качества трудовых отношений[123]. Такой ли свободы мы желали?

Онлайн-общение: помогут ли социальные сети

Говорят, что снижение традиционного физического общения людей компенсируется более интенсивным общением в социальных сетях и мессенджерах. Публичная жизнь окончательно соединилась с частной и переместилась в онлайн, где начали в том числе праздновать юбилеи и проводить новогодние корпоративы. Ограничения свободы в публичной сфере тем самым отчасти компенсированы новыми техническими возможностями.

Открываются и дополнительные возможности ухода в новые виртуальные миры, например в игровые. Не случайно с пандемией начался новый золотой век видеоигр. Геймерам было предоставлено невиданное ранее изобилие бесплатных игр. Но и рынок платных игр на фоне режима самоизоляции пошел в гору – расходы россиян на видеоигры за первое полугодие пандемии увеличились на рекордную пятую часть, превысив планку в 1 млрд долл. США, а сегмент мобильных игр прибавлял еще быстрее.

Но все же есть устойчивое ощущение, что социальные сети не решат наши проблемы или в лучшем случае решат их отчасти. По данным исследования Pew Research Center, опубликованным в декабре 2020 г., две трети американцев считали, что в период пандемии интернет- и телефонная коммуникация полезна, но не является адекватной заменой личных контактов (среди выпускников колледжей таковых было до трех четвертей). И лишь одна четверть опрошенных взрослых респондентов не видела особой разницы между формами коммуникации[124]. Вряд ли в России настроения в этом отношении сильно отличаются.

В целом социальные сети, особенно в их нынешнем состоянии, хороши для накопления негатива и не очень эффективны для разрешения накапливающихся конфликтов, которые значительно проще разрешаются при личных встречах. Взаимное непонимание и накопление взаимных обид быстрее происходит в онлайн-коммуникации и может способствовать дальнейшему разобщению вчерашних друзей и коллег вместо их единения. Поэтому при потере живого контакта жалобы на депрессии будут только возрастать.

Отношение к государству: между надеждами и недоверием

Пандемия в России пришла поверх длительной рецессии и еще более обострила экономические проблемы для большинства населения. Например, в одном из исследований центра Romir и компании BCG говорилось, что потребительский спрос жителей России снизился на 90 % товаров и услуг. В критических ситуациях пострадавшие всегда обращаются к держателям ресурсов, причем даже не с просьбами, а, скорее, с требованием о помощи – таков закон моральной экономики, хорошо известный социологам[125]. В нашей жизни большинство таких требований обращается к государству, которое становится основным источником надежд на медицинскую и экономическую помощь и одновременно возрастающего недовольства характером этой помощи.