Этим же объясняется и маниакальная тяга россиян к выездам на природу. Природа становится объектом этого бездумного созерцания. В ней ничто не наталкивает на рассудочные мысли. Вместо усиленной концентрации на чем-то взгляд свободно скользит, не задерживаясь на отдельных предметах. Природа выступает как нечто, максимально деструктурированное. Иногда, впрочем, для наблюдения могут использоваться конкретные предметы – дерево или камень, но чаще наблюдается размытая картинка, покойный образ, где взгляд спокойно переходит с предмета на предмет. Отсутствие строгой симметрии в природе позволяет на время забыть о формальном порядке и повседневных заботах. Созерцая природу, ты освобождаешься от рутинного порядка, а заодно и от всякой логической мысли, т. е. «отдыхаешь», «облегчаешься», в то время как сидящие в городах люди облегчения не получают, накапливая злость в своих душах.
Переход от реальности к забытью и обратно совершается удивительно легко, без всякого видимого напряжения и подготовки. Вспомним, как Кузьмич моментально «вырубается», когда ведет катер (якобы он «весь на нервы изошел»), или как он мгновенно выходит из медитации с приездом гостей. Здесь медитация сопрягается не с фокусированием, а, наоборот, с нарочитой расконцентрацией. Наши герои легко отключаются прямо посреди квазифилософских размышлений и действий, а приходя в себя, сразу же начинают рассуждать и действовать.
А была ли стратегия?
Советское и раннее постсоветское время были эпохами анекдотов. Сейчас эти времена уходят. Вместо них пришла явная анекдотичность самой повседневной жизни, в которой дезорганизация (бардак) становится органичной формой существования. И когда мы видим радикальное отсутствие буквально всех основных элементов, из которых складывается Стратегия, вполне естественно задать вопрос: означает ли это полное отсутствие всяких стратегических действий? Может, никаких стратегий в российских условиях нет и быть не может? Кто-то добавит, что здесь отсутствует сама институциональная среда для появления и реализации стратегий, и даже нет никакого смысла рассуждать об этом.
На первый взгляд ответ кажется очевидным, но не будем с ним торопиться. Действительно, стратегий в строгом и формальном смысле мы не видим, или они принимают весьма причудливые формы. Но в действиях наших героев все же есть какая-то своя логика и малопонятный смысл. То, что на словах организуется как стратегическое действие, на деле пониманию стратегии никак не соответствует и заменяется чем-то иным. Чем оно заменяется? Сводить все объяснения к тривиальному пьянству было бы слишком поверхностно.
На наш взгляд, стратегическое начало в этом хаосе и беспорядке все же сохраняется – в виде общей рамки, задающей первоначальные импульсы к действию. Отсюда и возникают эти устойчивые, каждодневные, почти маниакальные сборы на охоту или рыбалку. Более того, не прекращаются практические попытки заняться этим делом, постоянно прерываемые по причинам общей неорганизованности. И парадоксальным образом, несмотря на откровенную абсурдность совершаемых действий, эти устремления все же достигают каких-то целей – ведь все участники в итоге довольны.
Из социальных наук нам известны две контрастирующие модели поведения человека. Так называемый «экономический человек» устойчиво следует к фиксированной цели. А «социологический человек», напротив, способен переопределять цели и следовать им не вполне последовательно (неустойчиво) в силу смены внутренних побуждений. И, кстати, стратегия в своем исходном понимании не предполагает полуавтоматическое следование одной первоначально выбранной схеме, она предусматривает определенную гибкость – способность переключения с одной схемы действия на другую. Демонстрируемое нам поведение «охотников» и «рыболовов» ближе к социологическому образу, но полностью не вписывается ни в ту, ни в другую модель – здесь раз за разом ставится фиксированная цель, а затем происходит маниакально устойчивое стремление к какой-то другой, недекларируемой и нефиксированной цели.
Но какую фактическую цель преследуют наши герои? Из всего сказанного напрашивается вывод о том, что это устойчивое стремление к определенному душевному состоянию. И сами участники истории отвечают на этот вопрос именно так: «Это не просто спорт или отдых. Это состояние души, отдохновение от забот и тревог житейских».
И наконец, какая во всем этом заключена мораль? Подобие морали предлагается нам в конце сиквела: не истощай душу поисками скрытого смысла, а «открой в себе любовь ко всему, что тебя окружает».
3. Герои нашего времени, 1980-е («Курьер», 1986)