Журналист – прекрасный представитель отряда советских идеологов, которые были подлинными мастерами даже не столько двоемыслия в стиле Джорджа Оруэлла, сколько перекрашивания и реинтерпретации. Они привычно превращали нужду в добродетель, например, представляли бесхозяйственность как героизм. Нарушители оказывались пострадавшими – в итоге погибший получал памятник и добрую память, вдове выдавали пособие, а старухе-матери пенсию. Такие идеологи пытались, иногда безуспешно, обратить энергию развала и энтропии в склеивающую силу, пусть даже склейка шла «на хлебный мякиш». В итоге в советское время работала мощная фабрика, производящая мифологических героев. Так и в эпизоде нашего фильма местная учительница, рассказывая о школьном прошлом погибшего машиниста, конструирует миф о мальчике, который всю жизнь только и делал, что готовился к подвигу.
В лице главных героев сталкиваются две конфликтующие идейные программы. Первая: «Всех не арестуешь, а надо бы». И вторая: «Зачем мучить людей, они живут, как умеют». Поэтому между главными героями моментально возникают интуитивное взаимное подозрение и неприязнь. Они по-честному пытаются установить контакт, пробуют навести мосты через недоверие с помощью гарантированного советского средства – совместного распития алкоголя. Но даже это испытанное средство не помогает.
Кто из них прав? И можем ли мы кого-то осуждать? Это лишь один из вопросов, за которым скрывается глубокая противоречивость советского прошлого.
Локальное единство партии и народа
Ясно, что своими действиями (весьма формальными и «правильными») следователь нарушает издавна сложившийся порядок. Что это за порядок? Здесь не работает примитивная схема классового общества, в которой комбюрократы угнетают народ, а народ терпит, пряча фигу в кармане, – дескать, нам говорят одно, мы делаем другое, т. е. все против режима, но скрывают свое подлинное отношение. В реальной жизни, как правило, не было никакого противостояния режиму, фиги в кармане тоже часто не было. И тем более не было откровенной классовой ненависти.
В советское время была распространена официозная формула «единства партии и народа». Нам она казалась совершенно пустой идеологической выдумкой. Но парадоксальным образом фильм демонстрирует, что в каком-то смысле такое единство существовало, по крайней мере, на локальном уровне. Во всем этом нехитром деле местный партийный секретарь и начальник депо (друг семьи) оказываются заодно с простыми рабочими. Они пытаются о них по-своему заботиться (не забывая, конечно, и о своих интересах).
В свою очередь, простые люди отказываются помогать наведению порядка, иногда даже во вред себе. Так, спрыгнувшего с поезда помощника машиниста обвиняют в трусости. Подростки буквально закидывают его камнями, ему некуда деться в этом небольшом замкнутом мирке, он получил клеймо на всю оставшуюся жизнь. Расследование дает ему шанс оправдаться, доказать, что он невиновен. Но он отказывается от этого шанса. Причем приходит к этому отказу не самостоятельно, а с подсказкой – «свои» ему популярно объясняют, что нужно делать. И в итоге он предпочитает принять страдания и жить с клеймом, но все же не идти против своих. Чувство реального (не выдуманного коммунистами) коллективизма оказывается сильнее. В итоге «свои» сверху донизу объединяются против чужака. Следователю говорят буквально следующее: «Ваша деятельность идет вразрез с общими настроениями». Для пущей убедительности убивают прикормленную им невинную собачку. И это не личная угроза, скорее, ему подается сигнал «ты Чужой, уходи».
По закону или по-людски: к теории институциональных компромиссов
Если считать последней исторической иллюзией советского руководства горбачевскую идею ускорения социально-экономического развития в середине 1980-х годов, то следователь Ермаков в фильме, по всей видимости, выражает предпоследнюю иллюзию этого руководства, точнее, его чекистского крыла – намерение вылечить больной советский организм через укрепление трудовой дисциплины и правопорядка (т. е. перетянуть больную голову потуже холодным полотенцем). Именно в 1982 г., когда снят наш фильм, генеральным секретарем ЦК КПСС и первым лицом в стране становится Ю.В. Андропов (бывший глава Комитета госбезопасности). Критики даже отмечали, что этот фильм «предвосхитил решения Пленума по укреплению дисциплины», которые пытался ввести Андропов в соответствии со своими идеологическими представлениями. Впрочем, вскоре Андропов умирает, а иллюзия о возможности укрепить дисциплину растаяла еще быстрее.