Смотрите, как мы танцуем

Луна, круглая и раскаленная, как кончик сигары, отражалась в лужах, которые океан, отступая, оставил на песке. С террасы пляж выглядел как вспаханное поле, а неясные контуры вдали напоминали Аише впряженных в телегу животных. Незадолго до полуночи пришел Робер. По радио выступил генерал Уфкир. Государственный переворот провалился, король жив. Преданные монархии части, развернутые на улицах столицы, заняли радиовещательную станцию и Министерство внутренних дел. Слухи распространялись по Рабату словно огненный смерч. Они перелетали от дома к дому, подпитываясь рассказами выживших очевидцев и ложью тех, кто им завидовал, оттого что сам ничего не видел. Уже шепотом произносили имена заговорщиков: генерал Медбух, полковник Шелуати и Абабу, начальник военной школы Ахермуму, кадеты которой и совершили военный переворот. Хотя Робер весь вечер провел у телефона, он не сумел дать внятные ответы Анри и остальным, которые бомбардировали его вопросами:

– Каковы были мотивы путчистов?

– Пока рано говорить об этом.

– Сколько убитых?

– Несколько десятков, а может, и больше. Кто-то рассказал мне, что мертвецы плавали в дворцовом бассейне. Мятежники высекли одного из генералов и загнали короля в туалет.

– Пойду спать, – заявил Анри, и Монетт следом за ним вошла в дом.

Аиша и Мехди остались на террасе одни.

– Я собиралась завершить интернатуру здесь, в Рабате. Наверное, это не самая удачная идея.

– Ты собиралась оставить своего Давида?

– Он не мой Давид.

– Какая разница?

Она встала. Собрала стоявшие на столе стаканы и переполненную пепельницу.

– Полагаю, ты останешься здесь ночевать.

– Разве у меня есть выбор?

– Пойдем в дом. Холодно.

Когда около часа ночи по радио выступал король, они лежали, прижавшись друг к другу, на отсыревшем диване. Она повернулась к нему спиной. Кажется, она спала. Мехди подумал, что ему не удастся заснуть. Он так ее хотел, что едва сдерживался, чтобы не покрыть ее поцелуями, довести ласками до полного изнеможения и добиться своего. Его мучила жажда, изо рта пахло вином и табаком. Он не мог целовать ее такими губами. Нужно будет в одних трусах пойти в дом, где стоял холод. Выпить стакан воды, вернуться и припасть к ней. Сначала покрыть поцелуями спину, потом впадинку на талии. Пройтись языком по животу. Нежно ее разбудить.

В этот самый момент король говорил. Король не умер. На следующий день он будет рассказывать по телевидению о нападении солдат, которые стреляли в гостей и хотели прикончить его, своего отца, своего защитника и руководителя. Он поведает зачарованным слушателям, как взглянул прямо в глаза одному из юных нападавших и тот опустил оружие. Они вместе помолились, и король ушел оттуда живой и невредимый, и трон его устоял.

Мехди решил не вставать. Он пошевелил языком, проглотил слюну. Положил руку на грудь Аиши. Через тонкую ткань ночной рубашки ощутил ее округлость, ее миниатюрность. Зарылся лицом в волосы этой женщины, которая к нему вернулась. Она пахла соленым ветром. Ей было холодно, она спала, подтянув колени к груди. Сложив руки, словно о чем-то умоляя. Как она может спать? Разве она не чувствует, как он возбужден, ведь он прижался к ней. Его член пульсировал. Это было не мучительное, а скорее навязчивое ощущение. Как раздражение, нарастающее возмущение, которое становилось почти нестерпимым от малейшего прикосновения к простыням. Крик, готовый вырваться из груди, удушье погребенного заживо.

На улицах Рабата швыряли в грузовики бунтовщиков. Кадетов девятнадцати-двадцати лет, бритых наголо, досиня, с усталыми, помертвевшими от безысходности лицами. Их запястья и лодыжки были связаны кожаными ремнями. Король не умер. На следующий день он скажет: «Я еще более король, чем вчера».

Аиша шевельнулась. Повернулась к Мехди и обвила его ногой. Он почувствовал нежность и тепло ее бедер. Она лежала с закрытыми глазами. И была не против, чтобы ночь продолжалась. Она льнула к нему, и Мехди поцеловал ее так, как не целовал ни одну женщину. Нежно укусил уголок ее губ, покрыл поцелуями щеки, шею. Она его не оттолкнула. Мехди любил, и его любовь жила в каком-то таинственном, более широком пространстве, чем сердце. Он подумал: «Сегодня я должен был умереть дважды».

Журналисты в Рабате отправляли тексты в свои редакции. «Потрясающе! – написал один французский репортер. – Шекспировская трагедия». «Предупреждение для монархии», – прокомментировал другой.

Запомните, так будет с каждым.