Смотрите, как мы танцуем

Майские события 1968 года остались для нее непонятными. Всю весну она готовилась к экзаменам так же серьезно, как обычно, днями и ночами пропадала в больнице, где взваливала на себя все, что ей предлагали. Она, конечно, что-то почувствовала – какие-то изменения, какое-то движение. Однажды ей даже протянули листовку, она взяла ее с робкой улыбкой, потом выбросила в урну около дома. У нее возникло ощущение, будто вокруг нее идет подготовка к невероятно масштабному празднеству, разнузданному веселью, в котором она не могла принять участие. Давид и его друзья привели ее к зданию филологического факультета, где тысячи студентов сидели прямо на лужайках. Какой-то юноша выкрикивал в мегафон призывы к восстанию. Она поразилась тому, как свободно могут говорить люди, ведь ей с детства внушали, что нужно соблюдать осторожность. Она смотрела на девушек в коротких юбках и гольфах, в блузках, под которыми вздрагивали груди. Одна из подруг Давида сообщила, что несколько молодежных компаний, вероятно, в этот момент уже едут на автобусах в Катманду, чтобы погрузиться в опиумные облака. Аиша ни при каких обстоятельствах не могла бы оказаться среди них. Мегафон переходил из рук в руки, и Аише стало скучно. Она считала, что друзья Давида истеричны, склонны впадать в крайности, а порой просто смешны, но не посмела бы ему это сказать. Все эти высокие слова, эти красивые теории, по ее мнению, были напрочь лишены смысла. Откуда в них такая истовость? Где они набрались этого восторженного идеализма? А главное, почему в них нет страха? Она вспомнила одно арабское выражение, которое часто цитировал ее отец: «Если Всевышний желает наказать муравья, он дает ему крылья». Аиша и была муравьем, старательным и трудолюбивым. И не испытывала ни малейшего желания летать.

Накануне отъезда на ферму Аиша отправилась в парикмахерскую в центре Страсбурга. Она жила в городе четыре года и по пути в университет тысячу раз проходила мимо витрины этого роскошного салона. Она часто смотрела на женщин, сидевших в белых кожаных креслах, с полосками фольги или огромными голубыми бигуди в волосах. Она воображала себя одной из этих клиенток, держащих голову под сушуаром и листающих глянцевый журнал пальчиками с идеальным маникюром. Но что-то вечно мешало ей туда зайти. То денег не хватало, то не хотелось потом обвинять себя в тщеславии, потратив драгоценное время не на учебу, а на поход в парикмахерскую. Но экзамены отменили, и она сэкономила достаточно денег, чтобы купить билет на самолет и сделать новую прическу. Она представила себе реакцию матери, когда та увидит дочь с красивыми длинными волосами, прямыми, как у Франсуаз Арди. И вошла в салон.

Аиша ждала у стойки, за которой никого не было. Мастерицы торопливо проходили мимо нее с таким озабоченным видом, словно собирались не причесывать клиенток, а оперировать тяжелого пациента. Иногда они косились на нее, и взгляд их как будто говорил: «И на что она, интересно, надеется?» Аиша чуть было не ушла. Никто не предложил взять у нее пальто, и она начала потеть, стоя в натопленном помещении у входа. Наконец на нее обратила внимание хозяйка салона, высокая эльзаска, белокурая и пухлая. Твидовое платье обрисовывало ее пышные формы, а на веснушчатых руках с толстыми запястьями звенели золотые браслеты.

– Чем могу вам помочь, мадемуазель?

Аиша не ответила. Она уставилась на зубы парикмахерши, на которых виднелись следы перламутровой губной помады. Потом заметила небольшую припухлость в области щитовидной железы: такая встречается у некоторых видов птиц. «Надо бы ей показаться специалисту», – подумала девушка.

– Ну так что? – раздраженно спросила хозяйка.

Аиша, запинаясь, проговорила:

– Я по поводу волос. Хочу выпрямить. Чтобы были как у Франсуаз Арди.

Парикмахерша подняла брови и подперла щеку рукой, скорбно воззрившись на открывшуюся ей печальную картину. Протянула руку, звякнув браслетами, и с легким отвращением потрогала волосы Аиши.

– Обычно мы за такое не беремся, – протянула она и, ухватив тонкую прядку, потерла ее между пальцами. Волосы зашуршали, как сухие листья, когда их растирают в порошок. Потом скомандовала: – Следуйте за мной.

Аиша направилась в глубину салона. Там пахло аммиаком и лаком для ногтей. Какая-то женщина с седой шевелюрой препиралась с мастерицей:

– Вам что, жалко лака?

Ее прическа была прочно закреплена, вся до последнего волоска, и напоминала старый парик, выставленный в витрине. Дама могла бы пройти через центр торнадо, и ни одна прядь не выбилась бы из общей массы.

– Добавьте еще лака! – упорствовала она, и молодой парикмахерше пришлось уступить.