Смотрите, как мы танцуем

Аиша походила на отца. Была вспыльчива, обидчива. «Вскипает, как молочный суп», – ворчала Матильда, и Аишу обижало не обвинение в горячности, а само это глупое выражение. Слыша его, она немедленно вспоминала супы, которые стряпала Матильда. В них плавали куски переваренных овощей и волокна репы, вызывавшие у Аиши отвращение. Приехав в Страсбург, она решила побороть свою натуру и, следуя советам родителей, старалась быть незаметной – «чтобы никто не говорил, будто арабы не умеют себя вести». И Аиша держалась, как могла.

Когда ее направили на стажировку в больницу и поручили вести несколько пациентов, она испытала крайнее волнение и одновременно ужас. Аиша была сильна в теории и даже могла безошибочно описать симптомы болезни, однако ее пугали вопросы больных, которые хотели все знать, во всем разобраться, но в ее объяснениях не понимали ровным счетом ничего. Пациенты не принимали ее всерьез и часто, когда она выходила из палаты после обхода, окликали ее: «Скажите, а где доктор? Не могли бы вы его позвать?» Ей пришлось привыкнуть к тому, что ее принимают за медсестру, притом что медсестер нередко принимали за врачей.

Однажды к Аише пришла пациентка с жалобами на боль в животе; она добавила, что у нее была обильная рвота кроваво-красного цвета. Аиша стала подозревать прободение язвы. Велела сделать анализ крови, поставить капельницу и навела справки относительно возможного переливания в случае обширной кровопотери. Когда развеселившиеся медсестры доложили об этом заведующему отделением, он отвел Аишу в сторону и сказал:

– Мадемуазель, учиться – дело хорошее, но поскольку вы с головой ушли в учебники, то ничего не видите вокруг себя. Вам, вероятно, невдомек, что наступил сезон клубники. А клубнику здесь едят с огромным количеством сливок. Так что не удивляйтесь, если в ближайшие дни у вас появятся и другие пациентки с расстройством пищеварения.

Ей пришлось научиться распознавать последствия бытовой антисанитарии и алкоголизма. Со временем она привыкла к вранью молодых девиц, которые приходили в больницу в измазанных кровью брюках, а сопровождавшие их отец или мать качали головой и приговаривали: «Срамота какая!»

Однако больше всего вопросов вызвал у Аиши тот факт, что начальство не рекомендовало сообщать тяжелобольным о том, что им осталось недолго. Старшие доктора ратовали за то, что, несмотря на реальное положение вещей, нужно давать надежду приговоренным к смерти, но у Аиши не хватало на это решимости. Ей был непонятен такой подход, по ее мнению, он был сродни лжи, сокрытию правды и, хуже того, попыткой сохранить в тайне бесценное, непреложное знание, которое пациент мог бы использовать по своему усмотрению. Во время совещания в отделении она подняла этот вопрос по поводу одной из своих пациенток по имени Дорис, к которой очень привязалась. У Дорис был рак легких, и появившиеся на коже пятна свидетельствовали о том, что болезнь зашла слишком далеко. Дорис без конца спрашивала, поправится ли она к Рождеству и когда ей можно будет выписаться и поехать к мужу и трехлетнему сыну. Дорис умерла ночью, когда Аиши не было в больнице, однако утром она столкнулась с мужем Дорис в коридоре. Ему было лет сорок, он носил небесно-голубой свитер с выпущенным наружу воротничком клетчатой рубашки. Как минимум дня два он не брился, немытые волосы сально блестели. Аиша на всю жизнь запомнила его слова, а еще его потерянный взгляд, которым он смотрел на нее и на розоватые стены коридора.

– Простите, доктор. Извините, что отвлекаю вас, – говорил он. – Мне правда не хочется отнимать у вас время. Я только хотел задать один вопрос. Не могли бы вы мне сказать, от чего умерла Дорис? Вы можете мне объяснить?

Аиша стояла опустив голову и старалась сдержать слезы, подступившие к глазам. Это были слезы не только сочувствия, но и ярости: она чувствовала свою вину за то, что солгала. А муж продолжал:

– Извините, но я не понимаю. Я все пытаюсь вспомнить то, что сказали мне вы и другой доктор, высокий, с седыми волосами. Я понимаю, вы сделали все, что смогли, и не забуду вашего теплого отношения ко мне. Но я никак не могу понять. Еще вчера вы мне обещали, что ей скоро станет лучше, что вы попробуете лечить ее новым препаратом, не помню, как он называется. Что все под контролем и я могу идти домой к сыну. Вы мне так сказали, а я прихожу утром, а ее в палате нет. Вы мне объясняли, я знаю, ее болезнь была серьезной. И я знаю, что такое случается, но мне очень нужно, чтобы вы мне сказали, доктор. Чтобы вы мне сказали, от чего умерла моя жена.