Смотритель. Книга 1. Орден желтого флага

— А вот это звучит неправдоподобно, — сказал я. — Говорят, величайшая трагедия соликов именно в том, что они не могут уходить в Великое Приключение вдвоем. Само слово «солик» пропитано одиночеством. Они вынуждены возвращаться из своего мира, чтобы любить по-настоящему — и рожать настоящих детей. Нас учили, что это закон. Он гласит: «То, что видит один, может быть создано его умом. То, что видят двое, создано Верховным Существом».

— Верно, — согласился Смотритель. — Совершенно верно. Этот закон отделяет общее от частного в практическом смысле. Но Верховное Существо вовсе не возражает, чтобы двое или трое увидели одно и то же. Проблема в том, как такого добиться.

— Я думаю, это невозможно, — сказал я. — Когда нам в школе показывали одну и ту же картину, а потом прятали ее, все воспроизводили ее чуть по-разному. Подключалась фантазия. А заставить фантазию нескольких людей работать абсолютно одинаково невозможно.

— В этом и заключалось открытие Месмера, — ответил Смотритель. — Он понял, как это сделать.

— Как?

Смотритель указал на следующую фреску — и я подкатил кресло к ней.

— С помощью вот этого прибора.

На стене было изображено устройство очень странного вида. Оно походило на большую дубовую бочку, сделанную дорогим мебельным мастером, — ее покрывали инкрустации. Из бочки торчало восемь металлических удочек. С них свисали длинные стержни, тоже из металла. На крышке бочки помещалась круглая решетка, соединенная с удочками чем-то вроде шлангов. К бокам бочки крепились серые веревочные корсеты — в них, видимо, одевали (или впрягали) людей. Во всем этом было что-то инквизиционное, устрашающее.

— Это так называемый baquet, — сказал Смотритель. — Мы до сих пор называем его по-французски — только вместо «бакэ» иногда говорим просто «бак». Его использование у нас строго регламентировано — и засекречено до такой степени, что никто сегодня даже не помнит о его существовании. За этим следят не люди, Алекс. За этим следят Ангелы. Нам пришлось переписать собственную историю, чтобы скрыть ту роль, которую этот невзрачный деревянный чан сыграл в становлении Идиллиума.

— Если бы меня попросили определить назначение этого устройства, — сказал я, — я бы предположил, что это… э-э… прибор для электрических пыток попавших в инквизицию аристократов.

— Почему именно аристократов?

— Для простолюдинов никто не стал бы так стараться. Я имею в виду инкрустации.

Смотритель засмеялся.

— Ты угадал с точностью до наоборот, — сказал он. — Этот прибор доставлял аристократам ни с чем не сравнимое наслаждение.

— Как он работал?

— Очень просто. Мастер-иллюзионист, в нашем случае сам Франц-Антон, заставлял себя мысленно увидеть особое пространство. Скажем, некий очарованный остров. Он представлял его себе во всех подробностях, в чем ему помогали художники и декораторы, продумывавшие это измерение вместе с ним. И, чего таить греха, аптекари, снабжавшие его определенными субстанциями, призванными подстегнуть воображение. А потом, когда иллюзия становилась для него равноценной реальности — в чем ему первоначально тоже помогали вещества, — он подключал себя к baquet, и остальные соединенные с прибором медиумы, следуя инструкциям и указаниям, начинали видеть то же самое, что он.

— С открытыми глазами?

— Сперва с закрытыми. Им иногда завязывали глаза. Неважно. Главное заключалось вовсе не в том, что все медиумы видели одно и то же. Главное было в другом.

Смотритель сделал паузу, как бы подчеркивая то, что прозвучит следом.

— Если этих настроенных на одну и ту же мысленную волну медиумов оказывалось достаточно много — обычно восемь или двенадцать, по числу вершин павловского креста, — их коллективная галлюцинация приобретала такую силу, что начинала втягивать в себя людей, просто оказавшихся рядом с baquet и не подключенных к его электродам. Они начинали видеть новый мир вместе с медиумами Месмера. Чем больше оказывалось втянутых в галлюцинацию, тем прочнее она становилась — поскольку новые участники тоже становились ее каталистами. Люди могли перемещаться по ней и даже оставаться там надолго.

— А что происходило с их телами? — спросил я.

— Они попадали туда в своих телах. Или, во всяком случае, так это ими переживалось.

— Подождите, Ваше Безличество. Допустим, некий человек входит в это новое измерение, а кто-то другой смотрит на его тело. Что видит этот другой?

— Алекс, — сказал Смотритель, — первые опыты Месмера — те, которые давали подобный результат, — проводились в глубокой тайне. В особой атмосфере, исключавшей присутствие непосвященных. Если кто-то смотрел на участника опыта, то он гарантированно находился возле baquet с подключенными к нему медиумами. Тем самым он становился участником опыта сам.

— Медиумы перелетали в новый мир вместе со своим баком и зрителями?

— Нет. Медиумы оставались на своем месте, во всяком случае вначале. Но рядом с ними открывался вход в новый мир. Именно этот вход они и позволяли увидеть другим.

— Хорошо, — сказал я. — А насколько устойчивым оказывалось это новое измерение? Как долго его видели участники опыта?